• Home
• Фильмы
• Веды
• Сказки
• Разные сведения
• Что говорят ученые

Песни Птицы Гамаюн

"Песни птицы Гамаюн". 1-й клубок.

Разгулялась непогодушка, туча грозная поднималась. Расшумелись, приклонились дубравушки, всколыхалась в поле ковыль-трава.
То летела Гамаюн — птица вещая, со восточной со сторонушки: бурю крыльями поднимая. Из-за гор летела высоких, из-за леса летела тёмного, из-под тучи той непогожей. Cине-море она перепархивала, Цара-Чинское поле перелётывала.
Как у реченьки быстрой Смородины, у Бел-Горюч камня Алатыря, во зелёном садочке, на яблоне, — Гамаюн-птица присаживалась. Как уселась она – стала песни петь, распуская перья до Сырой Земли.
Как у камня того у Алатыря, собиралися-соезжалися сорок Царей со Царевичем, сорок Князей со Князевичем, сорок могучих Витязей, сорок мудрых Волхвов. Собиралися-соезжалися, вкруг неё рядами рассаживались, стали птицу-певицу пытать: — Птица вещая, птица мудрая, много знаешь ты, много ведаешь… Ты скажи, Гамаюн, спой-поведай нам… Отчего зачался весь Белый Свет? Солнце Красное как зачалося? Месяц Светлый и часты звёздочки, отчего, скажи, народилися? И откуда взялись ветры буйные? Разгорелись как зори ясные?
- Ничего не скрою, что ведаю…
До рождения Света Белого – тьмой кромешною был окутан мир… Был во тьме лишь Родъ – Прародитель наш. Родъ – Родник Вселенной, — Отец Богов. Был вначале Родъ заключён в яйце, был он семенем не пророщенным, был он почкою не раскрывшейся. Но конец пришёл заточению, Родъ родил Любовь – Ладу-Матушку. Родъ разрушил темницу – силою Любви, и тогда Любовью мир наполнился.
Долго мучился Родъ, долго тужился. И родил он Царство Небесное, а под ним создал поднебесное. Пуповину разрезал Он Ра Дугой, отделил Океан – море синее от Небесных вод – твердью каменной. В Небесах воздвигнул три свода Он. Разделил Свет и Тьму, Правду с Кривдою.
Родъ родил, затем, Землю-Матушку. И ушла Земля в бездну тёмную, в Океане она схоронилася.
Солнце вышло тогда из Лика Его – самого Рода Небесного, — Прародителя и Отца Богов!
Месяц светлый – из Груди Его – самого Рода Небесного, — Прародителя и Отца Богов!
Звёзды частые – из Очей Его – самого Рода Небесного, — Прародителя и Отца Богов!
Зори ясные – из бровей Его – самого Рода Небесного, — Прародителя и Отца Богов!
Ночи тёмные – да из Дум Его – самого Рода Небесного, — Прародителя и Отца Богов!
Ветры буйные – из Дыхания – самого Рода Небесного, — Прародителя и Отца Богов!
Дождь и снег, и град – от Слезы Его – самого Рода Небесного, — Прародителя и Отца Богов!
Громом с молнией – Голос стал Его – самого Рода Небесного, — Прародителя и Отца Богов!
Родомъ рождены были для Любви – Небеса и вся поднебесная. Родъ – Отец Богов, Родъ – и Мать Богов. Родъ – рождён Собой и родится вновь.
Родъ – все Боги, и вся поднебесная, Родъ – что было, и то, чему быть предстоит, что родилося и то, что родится.
Родъ родил – Свaрога Небесного, и вдохнул в Него свой Могучий Дух. Дал четыре Ему головы, чтоб Он мир осматривал во все стороны, чтоб ничто от Него не укрылося, чтобы всё замечал в поднебесной Он.
Путь Свaрогъ стал Солнцу прокладывать – по Небесному своду синему, чтобы кони-дни мчались по небу. После утра, чтоб, начинался день, а на смену дню – прилетала ночь.
Стал Свaрогъ в Небесах похаживать, стал свои владенья оглядывать. Видит – Солнце в Небесах катится, видит Месяц светлый и Звёзды ясные. А под ними – Океан расстилается. И волнуется, пеной пенится. Оглядел свои Он владения, не заметил лишь Землю-Матушку.
- Где же Мать-Земля? – опечалился.
Тут заметил Он – точка малая в Океане-море чернеется. То не точка в море чернеется, это Уточка серая плавает, пеной серою порождённая. В море плавает, как на игле прядёт. На одном месте не сидит, не стоит, — всё поскакивает, да вертится.
- Ты не знаешь ли, где Земля лежит? – стал пытать Свaрогъ серу Уточку.
- Подо мной Земля, — говорит она, — глубоко в Океане схоронена.
- По велению Рода Небесного, по хотенью-желанью Сварожьему, Землю ты добудь из глубин морских!
Ничего не сказала Уточка, в Океан-море нырнула, целый год в пучине скрывалася. Как год кончился – поднялась со дна.
- Не хватило мне Духа немножечко, не доплыла я до Земли – чуток. Вoлосок всего не доплыла я…
- Помоги нам, Родъ! — тут воззвал Свaрогъ.
Поднялись тогда ветры буйные, расшумелося море синее… Вдунул ветром Родъ силу в Уточку. И сказал Свaрогъ серой Уточке:
- По велению Рода Небесного, по хотенью-желанью Сварожьему, Землю ты добудь из глубин морских!
Ничего не сказала Уточка, в Океан-море нырнула и два года в пучине скрывалася. Как срок кончился – поднялась со дна.
- Не хватило мне Духа немножечко, не доплыла я до Земли – чуток. На полволоса не доплыла я…
- Помоги, Отецъ! — вскрикнул тут Свaрогъ.
Поднялись тогда ветры буйные, и по небу пошли тучи грозные, разразилась буря великая, голос Рода – гром – Небеса потряс, и ударила в Уточку молния! Родъ вдохнул тем – Силу Великую – бурей грозною в серу Уточку.
И заклял Свaрогъ серу Уточку: «По велению Рода Небесного, по хотенью-желанию Сварожьему, Землю ты добудь из глубин морских»! Ничего не сказала Уточка, в Океан-море нырнула и три года в пучине скрывалась. Как срок кончился — поднялась со дна. В клюве – горсть земли принесла она.
Взял Свaрогъ горсть земли, стал в ладонях мять: «Обогрей-ка, Красно-Солнышко, освети-ка, Месяц светлый, подсобите, Ветры буйные! Будем мы лепить из земли сырой – Землю-Матушку, Мать-Кормилицу! Помоги нам, Родъ! Лада, помоги!
Землю мнёт Свaрогъ, греет Солнышко, Месяц светит, и дуют Ветры. Ветры сдули Землю с ладоней Его, и упала Она в море синее. Обогрело её Солнце Красное – запеклась Сыра-Земля сверху корочкой, остудил её Месяц светлый.
Так создал Свaрогъ Землю-Матушку. Три подземных свода, Он в Ней учредил – три подземных, пекельных царства.
А чтоб в море Земля не ушла опять, Родъ родил под ней Юшу мощного – Змея дивного, многосильного. Тяжела доля Юши.
Держать Ему – много тысяч лет Землю-Матушку.
Так была рождена – Мать Сыра-Земля. Так, на Змee Она – упокоилась. Если Юша-Змей пошевелится – Мать Сыра-Земля поворотится.

"Песни птицы Гамаюн". 2-й клубок.

- Расскажи, Гамаюн, птица Вещая, как устроен был – поднебесный мир? Pодились как – Силы Небесные? Как родился Cварожичъ сияющий? И о силах чёрных поведай нам! И о первой битве Добра со злом. О победе Прaвды над кривдою!
- Ничего не скрою, что ведаю...
Как на море купалась Уточка, полоскалась на море серая, выходила она на крутой бережок. Встрепенувшись, Уточка вскрикнула: «Ой ты, морюшко, море синее! Ой ты, Матушка – Мать Сыра-Земля! Тяжелёшенько мне, тошнёшенько – во мне силушки две упрятаны, во моих яичках схоронены – Явь и Навь в яичках находятся.
Стала Утка яички откладывать. Не простые яички, волшебные. Скорлупа у одних – железная, у других – из чистого золота.
Раскололось яйцо златое, что исполнено силой Яви, поднималась тогда в Небеса птица Матерь-Сва, наша Матушка..
Вылетал из златого яйца – Оpёлъ, возносился Оpёлъ к Солнцу Красному.
И порхнула за ним – птица Алконостъ. Зоревая птица, рассветная. Та, что яйца кладёт на краю Земли – в сине-море, у самого берега. Вслед за нею, Стpатимъ – птица грозная. Если птицы те – встрепенутся – море синее восколышется, разгуляются ветры буйные, разойдутся волны великие.
Что за птицы над полем взмывают? Это – Соколов сизых стая! Это Соколы – Финистъ и Рарогъ – над широкими реют полями!
Тут завыли ветры и гром загремел – раскололось яичко железное. Явлен был из яйца силой Навьею – чёрный Ворон, сын Нави и Уточки. Ворон стал над Землею пролётывать, задевая крылом Землю-Матушку. Там где Ворон пёрышко выронил – вознеслись хребты неприступные, а где Землю задел краешком крыла – там Земля на ущелья растрескалась, там легли овраги глубокие.
А за ним – стаей чёрною, мрачным видением, с криком громким и жалобой горестной, поднялись птицы Навью рожденные: птица-лебедь – Обида с печальным лицом, вслед Грифонъ и Моголъ – птицы грозные. А за ними, сладкоголосая, - птица Сиринъ, что песней печальною, одурманивает и манит – в царство тёмное, в царство смертное.
Потемнело от птиц Солнце Красное, вороньё над полями заграяло, закурлыкали чёрные лебеди, а сычи и совы – заухали.
Тут ударил Свaрогъ тяжким молотом по горючему камню Алатырю, и рассыпались искры по небу. Так создал Свaрогъ силы светлые и своё Небесное Воинство.
И тогда одна искра малая на Сыру Землю-Матушку падала. И от искорки занялась Земля, и взметнулся пожар к небу синему. И родился тотчас в вихре огненном, в очищающем, яростном пламени светозарый и ясный Семарглъ-Огнебогъ. Ярый Бог, словно Солнышко Красное озаряет он всю Вселенную.
Под Семаргломъ-Огнёмъ – златогривый конь, у того коня шерсть серебряная. Его знамя – дым, его конь – огонь. Чёрный выжженный след оставляет Он, если едет по полю широкому.
И завыли тогда ветры буйные, и родился тогда в вихре яростном Буйный Ветер – могучий Cварожичъ-Стрибогъ.
Он парил над горами, Он летал по долам, Он выпархивал из под облака, падал на Землю, вновь от Земли отрывался, раздувая великое пламя!
Подползал Чёрный Змей к тому камешку и ударил по камню молотом. Порассыпались искры чёрные – по всему поднебесному царству. И родилась так сила чёрная – змеи лютые, многоглавые, и вся нечисть земная и водная.
Что там, в небе шумит, что грозою гремит? Это птицы в небе сходилися, это Прaвда бивалася с кривдою. Это с силами Нави боролась Явь. Это Жизнь боролась со Смертию.
Стая светлая из под облака стаю чёрную примечала. Видят – сила чёрная нагнана у того у Камня Горючего. С поднебесья вниз с грозным клёкотом стали падать они к стаям грающим.
Вот слетел Финистъ Соколъ на камешек, на гнездо чёрного Ворона.
Ухватил за правое крылышко – проточилася кровь из под крылышка.
Стал просить тогда Ворон – Сокола: - Ты, пусти меня, Ясный Соколъ, к воронятам моим на волюшку! - Я тогда отпущу, как крыло ощиплю, пух и перья развею по ветру!
Как по морюшку, морю синему – одинокая Лебедь плавала. Млад сизой Оpёлъ налетел, настиг – и расшиб, убил, растерзал её. Из под крылышек – кровь-руду пустил, распустил её перья по ветру. Мелкий пух пошёл в поднебесье, кости ссыпались в море синее.
Так сходилися силы грозные, бились яростно Прaвда с кривдою. Одолеть кривда Прaвду хотела. Но Прaвда Кривду, всё ж, переспорила. Полетела Прaвда на Небеса к самому Небесному Пращуру. Оставалась кривда на Сырой Земле. Понесло кривду по всей Земле, по всему поднебесному царству-мытарству.
В чистом поле, широком раздолье грудь на грудь две силы сходились: Богъ Семарглъ с Небесною силою и чудовищный Змей с силой чёрною. То не огненный вихрь по Земле кружил – то Семарглъ с Небесною силою шёл на силушку Змея лютого!
Стал Cварожичъ жечь силу чёрную, змей топтать-рубить и копьём колоть, а их головы далеко метать в море синее. Нечисть с нежитью Сын Свaрога жёг, расходясь огнём во все стороны.
Как подъехал Он к Змею лютому, Змею чёрному, многоглавому. У того-то Змея тысяча голов, у того-то Змея тысяча хвостов. У Cварожича – тысяча очей, тысяча зубов, да все – огненные.
Завязалась тут битва грозная, собиралися тучи чёрные. Полыхал – палил Змея чёрного Сын Свaрога и Рода Небесного. Обратился Семарглъ в Ясна Сокола, в огнепёрую птицу – Рарога, падал Соколомъ на врага своего. А Змей лютый сбирал силы чёрные, тьмою мир застилал и тушил-заливал пламя Вихремъ-Стрибогомъ раздутое.
И от битвы той – затряслась Земля, шевельнулся под ней мощный Юша-Змей, море синее всколыхалось, - ужаснулась вся подвселенная.
Далеко залетел Ясный Соколъ, вороньё бия, - к морю синему! И тут сил у него недостало! И померкло тогда Солнце Красное, погрузилось оно в море тёмное. Потеснил Cварожича – чёрный Змей, затопил он мглой Землю-Матушку. И пошёл Cварожичъ на Небеса – ко Сварогу Небесному в кузницу.
Полетел за ним лютый чёрный Змей. Он вскричал на всю подвселенную: «Покорил я всю Землю-Матушку, покорил я всю поднебесную! Был я Князем тьмы – ныне буду я – всей Вселенной царь»!
В кузне Бога Сварога на Небесах – не огонь горит, не железо шипит – то Cварожичъ-Семарглъ пляшет во печи. А Стрибогъ раздувает мощные меха и вдувает в горн Свой могучий Духъ – разгорается Пламя Небесное, искры падают, будто молнии. Звонко бьют Семарглъ со Сварогомъ Наковальню Небесную – молотом, споро бьют-куют плуг булатный.
Говорят они Змею чёрному: «Лютый чёрный Змей, повелитель тьмы – пролижи скорей три Небесных Свода – все три двери в Небесную Кузницу! Мы тотчас на язык тебе сядем, станешь ты тогда всей Вселенной царь!
Стал лизать Чёрный Змей двери кузницы. Он лизал-лизал, а тем временем плуг сковали Свaрогъ со Cварожичемъ. Наконец, пролизал дверь последнюю, и тогда Сварогъ со Cварожичемъ – ухватили клещами горячими – за язык Змея Чёрного, лютого. Начал бить Сварогъ Змея молотом, а Семарглъ-Огнебогъ – запрягал его в тяжкий кованный плуг.
И сказали Они Змею чёрному: «Будем мы делить подвселенную, по Земле Сырой проведем межу. Справа пусть, за межою, будет царство Свaрога. Слева же, за межой, царство – Змеево.

"Песни птицы Гамаюн". 3-й клубок

- Расскажи, Гамаюн, птица Вещая, как насажен был Ирий-сад в горах? Пекло как под Землёй оказалося? Заселилась как поднебесная? И родились как Боги извечные?
- Ничего не скрою, что ведаю…
Опустились Свaрогъ со Cварожичемъ вместе с Чёрным Змеем, запряженным в плуг, вниз на Землю со Свода Небесного. Им предстала картина ужасная.
Видят: вся Земля с кровью смешана, капли крови на каждом камушке, горы перьев повсюду рассыпаны, что-же делать, как быть – не поведают. По велению Рода Небесного, по хотенью-желанью Сварожьему – там, где перья вороньи рассыпались – встали горные кряжи Рипейские. Там, где пало перо Соколиное – груды золота залегли в горах. Так увидел Сварогъ со Сварожичем по велению Рода Небесного.
И тогда Свaрогъ со Cварожичемъ стали Землю плугом распахивать: там где борозды были проложены – потекли там реки глубокие: тихий Дон, Дунай и могучий Днепр.
По Земле Сырой текла реченька, а водичка в ней вся слезовая, а в той реченьке струечка малая, струйка малая, вся кровавая.
Подтекала речка под камушек у Рипейских у гор, чистой струйкою и исчезла, как будто и не было. Поднимался с под камня великий росток, потянулся вверх – вырос в дерево. К небу дерево протянулося, а корнями ушло в Землю-Матушку.
На восточных ветвях того дерева свил гнездо Алконостъ, птица мудрая, а на западных – Сиринъ-соседушка, а в корнях Змей лежит, не шевелится. У ствола же стоит сам Небесный Царь – сам Свaрогъ, вместе с ним – Лада-Матушка. Породили они остальных Богов, Богов славных – всех наших Сварожичей.
А затем, – три дерева выросли высоко на горах, у Рипейских скал. Как на горушке, да на Хвангуре поднялось Кипарисово дерево – древо смерти, печальное дерево. А на горушке на Березани – вырос Солнечный Дуб вверх кореньями, вниз ветвями-лучами, и Яблоня – с золотыми волшебными яблоками. Кто отведает злато яблочко, тот получит вечную молодость.
Так Свaрогомъ посажен был Ирий-сад – всех Богов обитель свещенная. Там поют птицы звонкоголосые, там ручьи серебрятся хрустальные, драгоценными камнями устланные, в том саду лужайки зелёные, на лугах – трава мягкая, шёлковая, а цветы во лугах все – лазоревы.
Не пройти туда, не проехати, здесь лишь Боги и духи находят путь. Все дороги сюда непроезжие, заколодели-замуравели, горы путь заступают толкучие, реки путь преграждают текучие. Все дорожки-пути охраняются: василисками меднокрылыми и грифонами медноклювыми, чтоб никто не вошёл да во Ирий-сад, чтоб никто не тревожил Сварожичей.
А затем Свaрогъ со Cварожичемъ подразрезали Землю-Матушку, плугом острым её поранили, чтоб поверхность земная очистилась, чтоб ушла вся кровь в Землю-Матушку. Как подрезали Землю-Матушку – расступилась Земля, поглотила кровь, успокоилась, кровью умытая.
И в провал, в ущелье, в подземный мир по хотенью-веленью Сварожьему был низвержен Змей – подземельный царь: лютый Чёрный Змей, повелитель тьмы. Вслед за Змеем да в царство подземное стали падать все силы чёрные. Полетел Грифонъ – птица грозная, полетел и Вий – подземельный князь, сын великого Змея Чёрного.
Тяжелы веки Вия подземного, страшно войско его, страшен зов его, впереди его ёжики катятся. Он во тьме во кромешной вступил в союз вместе с славной Землею-Матушкой. И родились тогда в подземельной тьме, потрясая мир своим топотом, великаны Горыни Виевичи.
А затем, случилось явление – столб поднялся вдруг на краю Земли – от Земли и до самых Небес, Небеса чтоб на нём упокоилось.
И тогда родил Святогора Вий – диво-дивное, чудо-чудное. От рожденья его богатырского – потряслася вся поднебесная. Так велик Святогоръ, что и Мать-Земля еле-еле носит детинушку. Он не может ходить по Сырой Земле, он велик, как вулкан, ходит лишь по горам. На спине только горы высокие Святогора могут удерживать. И тому Святогору Виевичу – сам Свaрогъ Небесный коня подарил. Он велел Святогору Виевичу вкруг столба дозором объезживать и во веки веков охранять его, неусыпную службу вовек нести.
Родъ родил, затем, Макошь-Матушку – Мать-Богиню судьбы неминучей. Она нити прядёт, в клубок сматывает, не простые то нити – волшебные. Из тех нитей – сплетаются жизни: от завязки-рожденья и до смерти, до последней развязки, до горестной.
Всё-то ведомо Макоши-Матушке.
А Богини Недоля и Долюшка на тех нитях, не глядя, завязывают узелочки – на счастье, на горе ли – только Макоши это ведомо. Даже Боги пред Ней преклоняются, как и все они подчиняются тем неведомым ниточкам Макоши, тем Богиням – Недолюшке с Долюшкой.
Что за туча по небу движется? То не туча – Корова Небесная ко Рипейским горам приближается. Сам Свaрогъ ту Корову Зeмун породил, чтоб Богов молоком насыщала она, чтоб река молока в Ирий-сад протекла от Коровы – в сметанное озеро. Создано то сметанное озеро, чтоб от скверны различной и нечисти, очищать весь мир, поднебесный край, напитать всех Силой Живительной.
То не туча по небу движется, то не буря к горам приближается, то Зeмун – Корова Небесная по горам и долинам шествует. И идёт Зeмун в чисто полюшко, ест траву Зeмун и даёт молоко – и течёт молоко по Небесным Ручьям, и сверкает ясными звёздами. И ступила Зeмун да на Землюшку, Мать-Земля всколыхнулась от топота, океаны-моря возмутилися, Твердь Небесная – всколебалася.
Как ходила Лада по Ирию, как ходила-гуляла и сеяла Хмель, а как сеяла – приговаривала: «Поднимайся, Хмель, по тычинке вверх, ты расти, мой Хмель – голова весела! От чего ты, Хмель, зарождаешься? По чему ты, Хмель, поднимаешься?
Зарождаешься ты – от Сырой Земли, поднимаешься ты – по тычиночке. А куда ты, Хмель, поднимаешься? Поднимаешься – к Солнцу Красному! Чтоб сияла, как Солнце питная Сурья! Чтобы Сурица пилась во славу Богов! Сурья-Солнышко – жертва желанная. Для Богов, для людей – жертва праведная!
Как у Хмелюшки – ножки тоненьки, голова его высока, умна! А язык у Хмеля – весьма болтлив. У него – безстыдные оченьки, руки держат всю Землю, всю Матушку. Набухай же, Хмель, Силой Вещею! Набухай своими росточками! Без тебя, без Хмеля, где же Сурьюшка? Без тебя, без Хмеля, праздник в радость ли?
Пращуръ-Родъ Свaрогу Небесному – повелел населить поднебесную. И создать людей, рыб, зверей и птиц, насадить леса, травы вешние. Чтобы птицы – летали в подоблачье, чтобы звери – лесами прорыскивали, рыб, несметно бы, – в водах водилося, чтобы жизнь текла, Боги радовались!
Сотворил Свaрогъ рыб, зверей и птах. Насадил леса, заселил моря. В Небеса пустил стаи певчих птиц, а зверей свирепых – да в темны леса, и в моря – китов, а в болота – змей. Стали птицы летать в подоблачье, стали звери в лесах прорыскивать, а по водам – рыбы заплавали.
И затем создавать стал людей Свaрогъ вместе с милостивой Ладой-Матушкой. С Ладой брали Они остры камушки, и бросали их себе за спину. Бросит камень Свaрогъ – приговаривает: «Там где был Бел-Горюч камушек, стань на месте том – добрый молодец! Лада, ж, с камушком – приговаривает: «Там где был Бел-Горюч камушек, стань на месте том – красна девица! Появилось так племя Первых Людей – сильных, гордых и Правды не знающих. Душу в них вдохнуть не сумел Свaрогъ, он не смог согреть камни хладные.
Раз Свaрогу, да с Ладою-Матушкой, в саду-Ирии – не спалось всю ночь. Ой, малым-мало почивалося, да во сне приснилось-привиделось: будто в морюшке Щука плавает, не простая, а – Златопёрая! А кто Щуку съест – бремя понесёт, ибо Щука та – не обычная! То сам Родъ – Отецъ в море плавает, в синем море ныряет, играючи!
И подумал Свaрогъ с Ладой-Матушкой: что во сне нам приснилось-привиделось? Может это не Щука обычная? Наяву, также, может случиться то! И пошли они в море – забрать Её. Как поймали Её – приготовили. Лада съела ту Щуку волшебную!
Кости Щуки – вошли в Землю-Матушку, а Корова-Земун – подлизала всё. И с того – все втроём забрюхатели.
Понесла тогда Лада-Матушка, Мать Сыра-Земля – забеременела, вслед за ней – и Корова Небесная.
Рoдила Лада-Мать трёх прекрасных Богинь, да их брата – Перуна могучего. Рoдила шаловливую Лелю – Радость-Лелюшку златокудрую. А, потом, и Живу весеннюю – деву огненную и весёлую. И, затем, Марену холодную, Деву Смерти – царицу прекрасную.
Дoлго мучилась Лада и тужилась, и родила Пеpуна великого, Бога мощного, милосердного. А Зeмун – Корова Небесная – родила великого Велеса. Задрожала потом Мать Сыра-Земля – родила Ярилушку-Пахаря.
Как рождалися Боги извечные, колебалася вся Земля-Матушка. С мест сходили все горы высокие, бури пенили море синее, расстилалась трава, приклонялись леса и дубы вылетали с кореньями.

"Песни птицы Гамаюн". 4-й клубок.

- Птица Вещая, птица Мудрая, много знаешь ты, много ведаешь; ты скажи, Гамаюн, спой, поведай нам: как родился Пеpунъ – Многомощный Бог? Как на Землю пришёл лютый Скипер-Зверь, как Пеpуна он в яму закапывал? И как Боги Пеpуна спасли потом? Как топил Перуна лютый Скипер-Зверь? Обращались в птиц как Братья Грозные?
Отвечала им птица Великая, так рекла Гамаюн многомудрая: «Вы сидите, да слушайте, молодцы, ничего не скрою, что ведаю»...
 Далее читать полный текстКак завязано было Макошью, как велел сам Родитель, сам Пращуръ-Родъ – появился во чреве у Ладушки – сын Её и Свaрога Небесного: Грозный Бог Пеpунъ – Многомощный Бог. Стало тесно ему в чреве Матери, стал толкаться Он и ворочаться, стал проситься на Свет, не сидеть во тьме.
Приговаривала Лада-Матушка: «Как с горами сдвигаются горы, реки с реками как стекаются, так сходитеся, мои косточки, не пускайте Пеpуна до времени». Как завязано было Макошью, как велел сам Родитель, сам Пращуръ-Родъ, протекли лета, протекли века; и пришло урочное времечко – разрешиться Ладе от бремени, и Пеpуну явиться на Белый Свет.
И рекла тогда Лада-Матушка, говорила, да приговаривала: «Как с горами горы расходятся, реки как растекаются с речками – раздвигайтесь так мои косточки, выпускайте Перуна на Божий Свет! Загремели тогда громы Небесные, засверкали тогда в тучах молнии – и явился на Свет, словно молния, сам Великий Пеpунъ, Многосильный Бог.
Как родился Пеpунъ – во весь голос вскричал. И от гласа Пеpуна Могучего – на Земле горы начали рушиться, зашатались леса, расплескались моря, Мать Сыра-Земля всколебалася.
Взял тогда Свaрогъ тяжкий молот свой – тяжкий молот свой, да во сто пудов. Стал Пеpуна баюкать Он молотом, как баюкал, так всё приговаривал: «Баю-бай, Пеpунъ, наш Могучий Бог! Вырастешь большой – Диве стать-жених, возьмёшь в жёны ты Диву-Додолушку! Победишь и Зверя Ты – Скипера! Убаюкал Пеpуна Сварогъ – наш Бог. И заснул Пеpунъ и три лета спал – безпробудным сном, долгим сладким сном, своего дожидался Он времени.
Как проснулся, так вновь закричал Пеpунъ, и опять горы начали рушиться и ломаться дубы все столетние. И от крика, от крика Перунова – всколыхнулась вся Мать Сыра-Земля.
Взял тогда Свaрогъ тяжкий молот свой, ну а молот тот – двести был пудов. Стал Пеpуна баюкать Он молотом, как баюкал, так всё приговаривал: «Баю-бай, Пеpунъ, наш Могучий Бог! Вырастешь большой – Диве Стать-Жених! Победишь и Зверя Ты Скипера! Убаюкал Пеpуна Сварогъ – наш Бог. И заснул Пеpунъ и три лета спал – безпробудным сном, долгим сладким сном, своего дожидался Он времени.
Как проснулся, так вновь закричал Перунъ, и опять горы начали рушиться и ломаться дубы все столетние. И от крика, от крика Перунова – всколыхнулась вся Мать Сыра-Земля.
Взял тогда Свaрогъ тяжкий молот свой, ну а молот тот – триста был пудов. Стал Пеpуна баюкать молотом, как баюкал, так всё приговаривал: «Баю-бай, Пеpунъ, наш Могучий Бог! Вырастешь большой – Диве Стать-Жених! Победишь и Зверя Ты Скипера! Убаюкал Пеpуна Сварогъ – наш Бог. И заснул Пеpун и три лета спал – безпробудным сном, долгим сладким сном, своего дожидался Он времени.
Как проснулся Пеpунъ, его Бог Свaрогъ сам отнёс в Небесную кузницу. Он раздул меха и разжёг огонь, и призвал на помощь Cварожича. Вот тогда Свaрогъ со Cварожичем закалять стали тело Перуново: раскалили Его на огне до бела и обхаживать начали молотом.
И как только Его закалили Огнём, встал Пеpунъ на ноги булатные. Потянулся Перунъ, встрепенулся тотчас и сказал Свaрогу Небесному: «Дай мне палицу Ты стопудовую! И коня мне дай, чтоб под стать был мне»! Засверкали тогда в тучах молнии, грохотать стали Громы Небесные.
То не пыль в полях распыляется, не туманы с морей поднимаются, то с восточной Земли, со высоких гор – выбегало стадо звериное. Что звериное стадо – змеиное. Наперёд бежал лютый Скипер-Зверь, лютый Скипер-Зверь – пасть, что в пекло дверь.
Как на Скипере – шёрсточка медная, а рога и копыта – булатные. Голова его – велика как гора, ну, а лапы – столбы трёх-обхватные. Он рогами за тучи цепляется и по Своду Небесному чиркает. В море синем вода замутилася, и круты берега зашаталися.
Как схватил трёх сестёр лютый Скипер-Зверь – Лелю, Живу, Марену в охапку взял, и вонзил в них Зверь когти острые, и унёс с собой в царство тёмное.
А, затем, покорил весь подсолнечный мир, по Земле стал без спросу разгуливать. Тут увидел он как у реченьки, у того Бел-Горючего Камушка, тихо-тихо ребёнок похаживает, и играет булатною палицей, не простой: во сто крат стопудовою! Словно с пёрышком ходит – играючи. Рядом с ним – жеребёнок поскакивает, а от скоков его Мать-Земля дрожит. То Пеpунъ, колыбельку оставивши, у Горючего Камня похаживал, на свирепого Зверя-Скипера изподлобия хмуро поглядывал.
И замыслил Зверь-Скипер недоброе. Подошёл он к Перуну-Громовнику. И сказал тогда лютый Скипер-Зверь, и подвыла ему нечисть чёрная: «Отрекись, Пеpунъ, от Отца своего! Поклонись, Пеpунъ, Зверю-Скиперу! И борись, Пеpунъ, против наших врагов, послужи ты царству подземному!
Как услышал Перунъ таковы слова, отвечал Пеpунъ Зверю-Скиперу: «Ах, злодей, Скипер-Зверь, подземельный царь! Я не буду служить чёрной нечисти, биться против врагов Зверя-Скипера! Я служу только Роду-Пращуру, Ладе-Матушке – Богородице и Отцу – Свaрогу Небесному! Ну, а ты, подлый Зверь, уходи скорей прочь! Никогда здесь, впредь, не являйся нам!
Осерчал тут злодей – лютый Скипер-Зверь, повелел мукой мучить Пеpуна он. Стали бить Пеpуна, рубить мечом – только лезвие затупилося, ничего Пеpуну не сделалось. Повелел тогда лютый Скипер-Зверь привязать Его к камню тяжкому. Приказал нести в сине море топить, в море синее – во глубокое. Но не тонет Пеpунъ с тяжким камушком, не берёт Его море синее. Он поверх воды в море плавает – ничего Пеpуну не сделалось.
Повелел тогда лютый Скипер-Зверь закопать Его в Землю-Матушку. И тогда слуги верные Скипера стали яму рыть во Земле Сырой. Сорока сажен глубиной она, поперечь она – двадцать пять сажен. И сажал тогда лютый Скипер-Зверь в яму ту Пеpуна Могучего. Закрывал досками железными, запирал запорами тяжкими, задвигал щитами дубовыми, забивал гвоздями чугунными.
Присыпал песками сыпучими, засыпал, ногами притаптывал, а притаптывал, так приговаривал, чтоб не вышел Перунъ да на Белый Свет: «Пусть живёт Пеpунъ во Сырой Земле! Не видать Ему Света Белого, Света Белого – Солнца Красного! Погребён Перунъ – не воротится»!
Триста лет прошло с тех, вот, самых пор. Триста лет, да ещё, три годинушки. Спал Пеpунъ мёртвым сном во Земле Сырой, тяжким мёртвым сном в Земле-Матушке.
А как триста лет миновало уж – разгулялася непогодушка, туча грозная поднималася, туча страшная – необъятная. Из-под тучи той, с громом-молнией, и дождями – льющими ливнями, вылетала на Свет птица грозная, птица Матерь Сва – Лада Матушка. И забила Она своим крылышком, стала звать на подмогу Свaрога-Отца: «Ты пошли, Свaрогъ, Сыновей своих, пусть отыщут они братца милого! Пусть отыщут Они Бога Грозного, пусть вернут Они имя Перуново! Стосковался весь Мир без Громовника, таково Моё повеление»!
По велению Рода Небесного, по хотенью Свaрога-Батюшки, поднялись тут из Светлого Ирия, из-за гор высоких Рипейских, птица Сиринъ – вещунья печальная,[1] с Алконостомъ, Стратимомъ крылатыми. Подлетели Они к Зверю-Скиперу. Стали Скипера-Зверя расспрашивать: «Ты скажи, Скипер-Зверь, где наш брат родной, где Пеpунъ младой, разъясни скорей»!
- А ваш брат родной в море плавает, в море плавает сизым селезнем!
- Не обманывай нас, лютый Скипер-Зверь: Его палица – вон у камушка, в море синем нет серых селезней! Не видать там Перуна-Горомовника! Ты скажи, Скипер-Зверь, где наш брат родной, где Пеpунъ младой, разъясни скорей!
- А ваш брат родной в чисто полюшко – погулять пошёл, на коне поскакать!
- Не обманывай нас, лютый Скипер-Зверь, никого-то нет в чистом полюшке, его конь стоит – вон у Камушка! Не видать там Перуна-Горомовника! Ты скажи, Скипер-Зверь, где наш брат родной, где Пеpунъ младой, разъясни скорей!
- А ваш брат родной в небо синее полетел Орломъ, сизой птицею!
- Не обманывай нас, лютый Скипер-Зверь, не парит Орломъ в поднебесье Он! Отродясь, не летал Громовникъ-Перунъ, за обман за свой – ты поплатишься! И ударились птицы грозные, в Землю-Матушку – грудью грянулись, обратились Они, обернулися – в грозных Братьев-Богов, во Сварожичей: Сиринъ – в Велеса, в Хоpса – Алконостъ, а Стpатимъ – в Стрибога Могучего. Все те Боги – Братья Свaрожичи, все Сыны – Свaрога Небесного.
Как увидел их Змей – лютый Скипер-зверь, поспешил назад в царство тёмное – на восток за хребты неприступные. Призадумались Братья Cварожичи: «Видно нет на Земле Братца нашего, как найдём мы Его во Земле Сырой»? Тут сорвался с удил Перуновъ конь, прибежал от Камня Горючего. Побежал по чистому полюшку – вслед за ним Cварожичи двинулись.
Прибежал на яму глубокую, стал он ржать, плясать, да копытом бить – те пески, да камни те тяжкие. Призадумались Братья Cварожичи: «Видно здесь лежит Братец наш – Пеpунъ»! И Cварожичи-Братья скорым-скоро раскопали яму глубокую. Им светил Бог Хоpсъ – Солнце Красное. Бог Стрибогъ поднял ветры буйные и разнёс пески крутожёлтые, Велесъ – Мощный Бог – доски разметал.
И раскрылся тогда в подземелье гроб. В том гробу – Пеpунъ, спящий мёртвым сном.
- Как же нам разбудить Братца милого, как поднять Пеpуна могучего? Мудрый Велесъ на ухо коню прошептал – добрый конь из ямушки выскочил, поскакал по чистому полюшку, и ложился он на горючь песок.
Пролетала тут Матушка птица Моголъ с молодыми своими детками. И сказала она, посмотрев на коня: «Вы не трогайте, детушки, в поле коня! Не добыча то: хитрость Велеса! Не послушали детушки птицу Моголъ, полетели они в чисто полюшко, и садились они на того коня. Вышло всё по хитрости Велеса.
Тут из ямушки Велесъ как выскочит, да как схватит за крылышко птенчика. Тут явились Братья-Cварожичи – не пускают Могола до Велеса, отгоняют Её в небо синее. И взмолилась тут Матушка птица Моголъ, обратилась Она прямо к Велесу: «Отпусти птенца, буйный Велесъ-Бог»!
- Ты слетай, Моголъ, ко Рипейский горам за восточное море широкое! На горе Березани, на горном кряже – Ты отыщешь колодец да с Сурьюшкой. Тот колодец обвит Хмелем во сто крат! Опусти бочонок в колодец Ты, принесёшь из колодца Живой Воды – мы отпустим на волюшку птенчика! Привязали Братья-Cварожичи бочку птице Моголъ, да под крылышки, дабы Сурьи Хмельной зачерпнула Она, принесла бы в обмен да на птенчика.
Поднималась Моголъ к тучам тёмным, понеслась, словно ветер к Рипейским горам – в светлый Ирий-сад за Живой водой, полетела она не оглядываясь. Зачерпнула водицы в горе Березань – принесла ту воду обратно. Прилетела она ко Сварожичам: «Отпустите на волюшку птенчика»! Отпустили птенца да Сварожичи, а водою обмыли Пеpунушку.
- Ты расправь, Пеpунъ, плечи сильные, разомни скорей ножки резвые! Выходил Пеpунъ сын Cварожичев, обогрело его Солнце Красное – кровь его расходилась по жилочкам, заиграла тут Сила Громовника.
Размочило дождями ливучими у Пеpунушки уста сахарные. Усмехнулся Пеpунъ и расправил усы – золотые усы, жаром пышущие, и тряхнул бородой серебристою, головой своей златокудрою. И сказал Он братьям Cварожичам: «Как я долго спал во Земле Сырой»! «Коль не мы, тогда б век тебе здесь почивать»! – отвечали братья Cварожичи.
Поднесли Пеpуну Cварожичи рог глубокий с Хмельною да с Сурьюшкой. Этот рог принесла сама птица Моголъ, со Рипейских гор, с Березань-горы: «Ты испей, Пеpунъ, Хмельной Сурьюшки! Наберись, скорей, Доброй Силушки»! Выпивал Пеpунъ тот глубокий рог.
- Как, - спросили Его, - чуешь Силушку? - Возвратилась ко мне Сила прежняя!
Поднесли вновь Пеpуну глубокий рог: «Ты испей, Пеpунъ, Хмельной Сурьюшки! Как, Пеpунъ, теперь себя чувствуешь»?
- Я теперь чую Силу Великую, Силу прежнюю, невзойдённую, кабы было кольцо во Сырой Земле, повернул бы я этот мир воспять! Меж собой зашептались Cварожичи: «Слишком много Пеpуну подарено сил, он не сможет ходить по Сырой Земле! Мать Земля Пеpуна – не вынесет».
Поднесли ему снова глубокий рог: «Допивай, - сказали, - ты Сурьюшку! Сколько силы теперь в себе чувствуешь»?
- Стало силы во мне вполовиночку.
- А теперь отправляйся, Могучий Пеpунъ, поезжай скорей к Зверю-Скиперу, отомсти ему за обидушки и за раны свои, за Сестриц своих! И сверкнула, тотчас, в туче молния, Мать Сыра-Земля всколыхалася.
    [1] Печаль: словосочетание - «Печ» - выпекать, «Ал» - высшее, т.е. Печ-Ал: выпекать высшее (выжигая низшее) состояние Души на Огне Жизни Всевышнего Прародителя. Прим. ред.

 

"Песни птицы Гамаюн". 5-й клубок.

- Птица Вещая, птица Мудрая, много знаешь ты, много ведаешь. Ты скажи, Гамаюн, птица Вещая, как убил Пеpунъ Зверя-Скипера, как великие подвиги Он совершил, и как Сёстрам своим волюшку Он дал!
Отвечала им птица Великая, так рекла Гамаюн многомудрая: «Вы сидите, да слушайте, молодцы, ничего не скрою, что ведаю»...       
Поезжал Пеpунъ по Сырой Земле, мимо гор Рипейских и Ирия. Встретил Он в горах Ладу-Матушку, Мать Небесную – Богородицу. Поклонилась Пеpуну Матушка, поклонилась и стала расспрашивать: «Ты куда, Сынок, отправляешься? Держишь путь, куда, в чистом полюшке»?      
- Государыня, Лада-Матушка, Мать Небесная – Богородица, путь неблизок мой в чистом полюшке. Направляюсь я к Зверю-Скиперу, чтоб открыть ему кровь поганую, вынуть сердце его из разверстой груди и забросить его в море синее! Чтоб родных Сестёр, Дочерей Твоих, из неволюшки лютой вызволить! Направляюсь я да на честный бой!
Отвечала Ему Лада-Матушка: «По дороженьке прямоезженой птица быстрая не пролётывала, зверь рыскучий давно не прорыскивал, на коне никто не проезживал! Заколодел путь, замуравел он, горы там с горами сдвигаются, реки с реками там вместе стекаются! Край – неведомый, царство Змея в нём.
И сидит у грязи у чёрной там, да у той ли речки Смородины – люта птица – Грифонъ во сыром бору. Закричит как Грифонъ по-звериному, как засвищет Грифонъ по-змеиному – вся трава-мурава уплетается, весь лазоревый цвет осыпается, темны лесушки к низу склоняются, а кто есть живой – все мертвы лежат! Ты подумай, Перунъ-Громовникъ, мой Сын, нужен ли Тебе лютый Скипер-Зверь, аль не стоит домой возвернутися»?
- Государыня, Лада-Матушка, Мать Небесная – Богородица! Дай светое мне благословение, отпусти меня к Зверю-Скиперу! Отплачу ему дружбу прежнюю, отолью ему кровь горячую!                      
- Что-ж, езжай, Пеpунъ, к Зверю-Скиперу и отлей ему кровь поганую!
Бил коня Пеpунъ да пришпоривал – рассердился тогда под Перуномъ конь. С горы на гору он перескакивал, он с холма на холм перемахивал. Он озёра и реки хвостом устилал, мелки реченьки, враз, промеж ног пропускал. И подъехал Он к первой заставушке. Долго ехал, не знает, иль коротко. Там леса с лесами сходилися, там коренья с кореньем свивалися, там сплетались колючка с колючкою – не пройти, не проехать Громовнику!
И сказал Пеpунъ тёмным лесушкам: «Вы леса – дремучие, тёмные! Разойдитеся, расступитеся, становитесь лесочки по-старому! Да по-старому всё, по-прежнему. Буду вас, иначе, я бить-ломать и рубить на мелкие щепочки! Будь по моему, по слову Перунову! Все лесочки встали по-старому – та застава ему миновалася. Усмехнулся Перунъ, подкрутил усы и пришпорил коня Он по-прежнему!
Грозный Бог Пеpунъ ехал полюшком, грудь свою щитом ограждаючи и Небесный Конъ утверждаючи. Громом-молнией путь свой указывал! С горы на гору он перескакивал, Он с холма да на холм перемахивал, мелки реченьки промеж ног пускал, путь далёкий до Зверя, до Скипера!
Наезжал Он на быстрые реченьки: там волна с волною сходилися, с берегов крутых – камни сыпались, не пройти, не проехать Громовнику! И сказал Пеpунъ быстрым реченькам: «Ой, вы реки, реки текучие! Потеките, скорей, вы по всей Земле – по крутым горам, по широким долам, и по тёмным лесам по нехоженным! Там теките, скорей, где Родъ вам велел! Повернулся Перунъ к быстрым реченькам, указал им путь – громом-молнией!
По велению Рода Небесного, по хотенью Громовника Мощного, потекли эти реки, где Родъ велел, – та застава ему миновалася.
Грозный Бог Пеpунъ ехал полюшком, грудь свою щитом ограждаючи и Небесный Конъ утверждаючи. Громом-молнией путь свой указывал! С горы на гору он перескакивал, Он с холма да на холм перемахивал, мелки реченьки промеж ног пускал, путь далёкий до Зверя, до Скипера!
И наехал на горы толкучие: там пески с песками ссыпались, и сдвигались каменья с каменьями. Не пройти, не проехать Громовнику! И сказал Пеpунъ тем толкучим горам: «Ой, вы горы, горы толкучие! Разойдитеся, расшатнитеся!
Ну-ка, станьте, горы, по-прежнему! А иначе я буду вас бить-крошить и копьём на каменья раскалывать! Встали горы на место по старому – та застава ему миновалася.
Грозный Бог Пеpунъ ехал полюшком, грудь свою щитом ограждаючи и Небесный Конъ утверждаючи. Громом-молнией путь свой указывал! С горы на гору он перескакивал, Он с холма да на холм перемахивал, мелки реченьки промеж ног пускал, путь далёкий до Зверя, до Скипера!
И подъехал он к речке Смородине. Не случилось у речки Смородины ни мосточков, ни перевозчиков. Ни кола, ни двора, ни убежища. И зачал Пеpунъ вырывать дубы, и зачал через реченьку мост мостить. Переехал он на ту сторону, перебрался чрез речку Смородину.
Видит Он: сидит у Смородины на двенадцати на сырых дубах – люта птица Грифонъ страховитая, под той птицей – дубы прогибаются, а в когтях Её – рыба дивная: чудо-юдище рыба-Кит морской. Зарычал Грифонъ по-звериному, засвистал Грифонъ по-змеиному. Вся трава-мурава уплетается, весь лазоревый цвет осыпается, тёмны лесушки к низу склоняются, добрый конь под Пеpуномъ попятился. Не пройти, не проехать Громовнику!         
Закричал коню Грозный Бог Пеpунъ: «Ах, ты волчья сыть, травяной мешок! Что же ты подо мной спотыкаешься? Аль не слышал крику звериного? Аль не слышал свиста змеиного? Что-ж ты, жалкий конь, хвост к Земле пригнул, аль не слышал ты слова Перунова? Не срами себя перед Громовником!     
Тут снимал Пеpунъ лук тугой с плеча, натянул тетивочку шёлковую – и пустил стрелу позлачёную. Прострелил, зараз, право крылышко – из гнезда тотчас птица выпала.
И сказал Пеpунъ грозной птице той: «Ой ты, птица Грифонъ, птица лютая! Ты лети, Грифонъ, к морю синему, отпусти Кита в море синее. Пей и ешь, Грифонъ, ты из морюшка – будешь ты, Грифонъ, без меня сыта! Ты лови, Грифонъ, ненасытная – рыб речных, да китов морских, да вытаскивай чудищ безчисленных!
А иначе, Грифонъ, птица лютая, я тебя убью – не помилую! Полетел Грифонъ к морю синему – та застава ему миновалася. Усмехнулся Перунъ, подкрутил усы, золотые усы – жаром пышущие!
Грозный Бог Пеpунъ ехал полюшком, грудь свою щитом ограждаючи и Небесный Конъ утверждаючи. Громом-молнией путь свой указывал! С горы на гору он перескакивал, Он с холма да на холм перемахивал, мелки реченьки промеж ног пускал, путь далёкий до Зверя, до Скипера!
И наехал на стадо свирепое, на звериное стадо – змеиное. Змeи те Пеpуна палят огнём, а из пастей у них – пламя жаркое, из ушей у них – дым валит столбом. А пасут то стадо – три пастыря, те три пастыря – да три девицы, три родные Сестрицы Пеpуновы: Леля, Жива, Марена – украденные триста лет назад Зверем-Скипером.
Набрались они духу нечистого, испоганил их Зверь да лишил красы: бела кожа у них – как елова кора, на них волос растёт – как ковыль-трава. Не пройти, не проехать Громовнику!
И сказал Пеpунъ трём Сестрицам своим: «Вы пойдите, Сестрицы, к Рипейским горам, вы пойдите да к Ирию светлому. Окунитеся в реку молочную, да в сметанное чистое озеро, искупайтеся во святых волнах и омойте-ка лица белые. Набрались вы духа нечистого – от свирепого Зверя-Скипера!         
И сказал Пеpунъ стаду лютому, что, звериному стаду, – змеиному: «Поднимайтеся, змеи лютые, ударяйтеся о Сырую Землю, рассыпайтеся вы на мелких змей! А вы, змеи, ползите к болотам лесным, пейте-ешьте вы от Сырой Земли, никогда назад не воротитесь! А вы, лютые звери рыскучие, расступитеся разойдитеся по лесам дремучим и диким, все по два, по три, по единому. Всё случилась так, как Пеpунъ сказал, – та застава ему миновалася. Усмехнулся Перунъ, подкрутил усы, золотые усы – жаром пышущие!
Грозный Бог Пеpунъ ехал полюшком, грудь свою щитом ограждаючи и Небесный Конъ утверждаючи. Громом-молнией путь свой указывал! С горы на гору он перескакивал, Он с холма да на холм перемахивал, мелки реченьки промеж ног пускал, путь далёкий до Зверя, до Скипера!
Вот приехал Он в царство да тёмное, горы там – в облака упираются и чертог стоит между чёрных скал. Никого вокруг не увидел Он.
Наезжал на палаты Он Скипера – стены тех палат из костей людских, вкруг палат стоит с черепами тын. У дворца ворота железные, алой кровью они повыкрашены, и руками людскими подперты вспять. Не пройти, не проехать Громовнику! Призадумался Славный Перунъ-Отецъ.
Выступал на него лютый Скипер-Зверь, выходил к нему по-звериному, а шипел-свистел по-змеиному. Так шипел: «Вот я здесь – всего мира царь! Как дойду до столба я Небесного, ухвачу за колечко булатное, поверну всю Землю я на небо и смешаю земных я с Небесными! Стану я тогда – всей Вселенной царь!
Но могучий Пеpунъ не страшился его, наезжал он на Зверя, на Скипера, и рубил его, и колол копьём.
- Это что за чудо-чудесное? Али ты богатырь, аль Небесный Бог? Родомъ-Пращуромъ смерть мне написана. Но написана она и завязана – лишь от Сына Свaрога Небесного, от Пеpуна Сильномогучего! Только тот Пеpунъ во Сырой Земле, значит быть герою убитому!
Отвечал Перунъ Зверю-Скиперу: «Я не чудо-чудное, я не диво-дивное – а я Смерть твоя скропостижная!
- Только плюну я – утоплю тебя, только дуну – тебя за сто вёрст отнесёт, на ладонь положу и прихлопну другой – от тебя ничего не останется!                  
- Не поймавши Орла – рано перья щипать! Не хвались, Скипер-Зверь, поезжая на брань! А хвались – с поля брани съезжаючи!                   
- У меня же есть сабля острая! – зашипел тогда лютый Скипер-Зверь, - Отмахну твою буйну голову!                    
- Ай не хвастай ты, лютый Скипер-Зверь, у меня же есть копьё острое, отворю твою кровь поганую, ни во век тебя не помилую!          
Замахнулся Зверь саблей острою, - по велению Рода Небесного – во плече рука застоялася, никуда рука не сгибалася, и из рук его сабля падала и изранила лютого Скипера. Скипер-Зверь тут стал уклонятися, приклонился он ко Сырой Земле, стал просить-молить Бога Грозного: «Я узнал Тебя, Праведный Пеpунъ! Ты не делай, Перунъ, смерть мне скорую! Смерть-ту скорую, скропостижную! Дай три года мне сроку-времени: я тебе подарю горы золота!        
Отвечал ему Сильный Бог Пеpунъ: «Я не дам тебе даже трёх часов! Твоё золото всё неправое, оно кровью людскою да полито!
- Ой ты, Праведный, Грозный Бог Пеpунъ! Ты не делай, Перунъ, мне смерть скорую! Дай ты срока мне хоть на три часа! Я тебе подарю горы золота, я отдам тебе силу звериную, силу скиперскую, ты возьми её!                  
- Я не дам тебе даже трёх минут! Твоё золото – всё неправое, твоя силушка – вся нечистая!                       
- Ой ты Праведный, Грозный Бог Пеpунъ! Ты не делай, Перунъ, мне смерть скорую! Дай ты срока мне три минуточки! Я тебе подарю горы золота, я отдам тебе силу ВСЮ свою, станешь ты царем поднебесной всей!  
- Я не дам тебе сроку-времени! Твоё золото всё – неправое, твоя силушка вся – нечистая, в тёмном царстве твоём правит Кривда пусть! Тут пронзил Пеpунъ Зверя-Скипера, отворил ему кровь поганую, из разверстой груди вырвал сердце Он – далеко метнул в море синее.
Высоко поднял Зверя-Скипера и ударил о Землю, о Матушку. Мать Сыpа-Земля расступилася, поглотила всю кровь, всю поганую. Тут упал в провал лютый Скипер-Зверь. Он в ущелье свалился глубокое.
А Пеpунъ Громовникъ усмехнулся в ус, завалил, вмиг, горами Кавказскими. Если Скипер-Зверь зашевелится под горами-хребтами Кавказскими – Мать Сыра-Земля восколеблется, сотрясётся, деревья попадают.
И забрал Пеpунъ трёх родных Сестер, и повёл Он Их – в славный Ирий-сад, и привёл к саду-Ирию Светлому. И сказал Он Им таковы слова: «Вы, сестрицы мои, Сёстры родные, вы скидайте, скорей, кожу прежнюю, как кора еловая – грубую.
Искупайтеся – во молочной реке, и омойте тела свои белые. И тогда сестрицы Перуновы кожу скинули заколдованную и купалися во молочной реке, омывали свои тела белые.
Приходил Пеpунъ к Ладе-Матушке, Светлой Матери – Богородице: «Государыня, Лада-Матушка, Мать Небесная, - Богородица! Вот Тебе три родимые Дочери, ну, а мне – три Сестрицы родимые! И вернулась тогда вместе с Лелею – Славна Сила – Любовь легкокрылая! Вместе с Живой – весна, лето жаркое. А с красавицею да с Мареною – осень хладная, зимушка лютая.

 

"Песни птицы Гамаюн". 6-й клубок.

Алатырь-Камень во садочке стоит. Во зелёном садочке на яблоню Гамаюн спускалась, присаживалась, Веща птица готовилась песни пропеть. Как садилась она – стала песни петь, распускала свой хвост до Сырой Земли, и смотрела на красных молодцев, заводила рассказ о больших делах.
Как у Камня того, Камня Белого, собирались-съезжались да сорок царей. Собирались и сорок князей. С ними были, также, – князевичи, сорок Витязей славных, сорок мудрых Волхвов. Собирались они, соезжалися, вкруг той птицы рядами рассаживались. Стали птицу-певицу они пытать, о былом её стали расспрашивать:
«Птица Вещая, птица мудрая, много знаешь ты, много ведаешь; ты скажи, Гамаюн, спой-поведай нам да о свадьбе Хорса-Царевича. Как женилися Хорсъ с Зареницею, как украл светлый Месяц у Хорса Зарю, как Перунъ потом покарал его, как искал Зареницу её прежний муж»? Отвечала им птица великая, так рекла Гамаюн многомудрая: «Вы сидите да слушайте, молодцы, ничего не сокрою, что ведаю».
На далёкий остров да на Буян, на высокий крутой бережок его послеталися птицы чудесные, собирались они, перья чистили. О Сыру Землю ударялися, обернулися красными девами. Красоты они были несказанной, что ни вздумать, сказать, ни пером описать.
То не птицы на остров слеталися – то Заря-Зареница с вечерней Зарёй, с Ночью тёмною, непроглядною. Прилетев на высокий крутой бережок, собирались они искупаться в волнах и снимали с себя все сороченьки – крылья лёгкие, оперение; с тела белого – сняли все пёрышки. И отправились к морю – ко синему; они в волнах играли, смеялися, песни пели и в море плескалися, и резвились, как детушки малые.
Только скинули оперение – в Небесах взошло Солнышко Красное, появился великий и светлый Хорсъ и поднялся на Славный Небесный Свод на своей золотой колеснице Он, многоцветной, богато украшенной – жемчугами и драгоценностями. Ехал Хорсъ златоокий да над Землёй, по Небесному своду, по синему, вниз с Небес да на Землю поглядывая. И сдивился Он тем красавицам, и влюбился Он в красную девицу, в молодую Зарю-Зареницушку.
И пошёл Он да к Макоши-Матушке, чтоб спросить у Неё о своей судьбе. Так сказала Ему Макошь-Матушка: «Ты ступай, светлый Хорсъ, к бережочку тому, укради у Зари Её крылышки: Зареница станет твоею женой, славной, милою и ненаглядною». И спустился Хорсъ к бережочку тому, и украл у Зари Её крылышки.
Из воды выходили сестрицы Её, надевали крылья и пёрышки, в Небеса поднималися синие. Улетела Ночь непроглядная, улетела и Зорька вечерняя.
Лишь Заря-Зареница найти не смогла золочёные, лёгкие пёрышки и свои невесомые крылышки. И тогда Зареница промолвила: «Отзовись, кто взял мои крылышки! Коль ты красная девица – будешь сестрой, если женщина – будешь мне тётушкой, а мужчина – тогда будешь дядюшкой; добрый молодец – мужем любезнейшим»!
Вышел Хорсъ и сказал Заренице он: «Здравствуй, Зорюшка моя ясная! Это я взял твои лёгки крылышки, так сказала мне – Макошь-Матушка». И пошла Заря – красна девица по Небесному своду по синему, на убранство своё нанизывала с блеском ярким Небесные Камушки. И поднялся за ней Ясноликий Хорсъ, стал он с Зорюшкой миловатися, целовал Её в алые Он уста, обнимал за талию стройную.
И тогда поженились великий Хорсъ с молодою Зарёй-Зареницею, стали вместе они коротать свой век. Веселилася Земля-Матушка, и Сварогъ-Отец вместе с Ладою, Велесъ и Перунъ, все Сварожичи, пили сурью и плясы устроили, даже змеи – и те веселилися.
Высоко на своде Небесном том – светлый Месяц и частые Звёздочки. Как день белый склоняется к вечеру, так в дозор идёт Месяц – всех Звёзд смотрец. Говорил как-то Он ясным Звездочкам: «Все-то в царстве Божьем поженены, белы лебеди замуж все выданы; я один, светлый Месяц, хожу холостой. Как бы мне отыскать красну девицу с телом белым, как крылья лебёдушки, чтоб была она станом своим статна, а коса её – полная волосом. Чтоб сквозь платье у ней – тело виделось, а сквозь тело – виднелись бы косточки, чтобы кровь струилась по жилочкам и каталась бы там скатным жемчугом»?
Так сказали ему ясны Звёздочки: «Есть такая девица прекрасная, нет на белом свете другой такой: то жена Ясна Солнышка – Хорса, молодая краса – Зареница- Заря».
«Как у мужа живого – жену отнять? Как у Хорса отнять молодую Зарю? Ай, не гоже-то, ясные Звёздочки, ай, не дело вы мне посоветовали». «Укради Её, светлый Месяц наш! Молодая Заря-Зареница – вмиг забудет мужа прекрасного и полюбит тебя всей любовию». «Как же мне украсть молодую Зарю? Подскажите мне, посоветуйте: ходит Хорсъ, с неё не спускает глаз, просто так к нему не подступишься»!
Обратился Месяц к старушке ночи: «Добра бабушка, посоветуй же: как Зарю-Зареницу похитить мне, как добиться Её славной милости»? А старушка ночь так посоветовала: «Ты построй, ясный Месяц, ей лодочку. Рассади ты на ней распрекрасный сад, чтоб цветы и деревья росли в саду; посади кипарисово дерево, посади виноградное дерево и пусти птичек певчих в зелёный сад, чтобы пели они песни чудные, и поставь там кроватку тесовую, на неё положи ты перинушку: одеяльце клади соболиное, занавески повесь ровно шёлковы».
«Ну, а рядом поставь золочёный стол, застели его камчатой скатертью: будут пусть на столе яства разные, меж напитков – вино забудящее, как речная слеза, молодое вино. Если выпьет вина молодая Заря – тотчас ты её увезешь с собой, позабудет она Ясно Солнышко, позабудет Хорса прекрасного».
Собирался Месяц скорёшенько, снаряжал Небесную лодочку: нос-корма у неё позолоченые, красным бархатом обколочены. А борта жемчугами украшены и увиты все златом да серебром. А в той лодочке, будто дивный рай – кипарисовый, виноградный сад. В нём цветы цветут, птицы песни поют; убран яствами золочёный стол, рядом с ним есть кроватка тесовая, всё готово для милой для Зорюшки. Месяц сел в ту чудесную лодочку и поплыл к Заре-Заренице Он – по Небесному Своду по синему: «Одолею я Ясное Солнышко»!
А в то время пресветлый, великий Хорсъ собрался выезжать на Небесный Свод. Вот прошёл светлый Хорсъ по воде золотой и взошёл на свою колесницу Он. Провожала его Зареница, говорила ему таковы слова: «Ты великий Хорсъ, Красно Солнышко! Как мне ныне спалось, во сне виделось: как из нашего сада зелёного увозили белу лебёдушку, а с руки её правой спадало кольцо. Ой, недобрый сон мне привиделся».
Отвечал Заре-Заренице Хорсъ: «Ты спала, Заря, сон ты видела, не украли у нас лебедь белую, не о чем тебе беспокоиться». Так сказав, светлый Хорсъ в Небеса пошёл.
В это время приплыл ясный Месяц к Заре. Подошёл к Заре, поклонился ей, передал поклон-челобитие: «Ты, Заря-Зареница пресветлая, ты прими дорогие подарочки! О твоей красоте слышал весь белый свет! Твоё тело бело, как лебяжье крыло, а сквозь платие – тело просвечивает, а сквозь тело – видятся косточки, кровь твоя струится по жилочкам и катается там скатным жемчугом».
Ясный Месяц на лодку Зарю проводил, и привёл Её в распрекрасный сад, посадил за стол позолоченный и давал Он ковш молодой Заре, предложил Ей выпить хмельного вина. Пила Зорька питьё забудящее, и заснула она, и забылася, и упала на лавку, прекрасная. Он поднял Её вверх, целовал в уста, клал Её на кроватку тесовую – и уплыл с царицею по небу, обманул он Хорса великого.
Как вернулся домой златоокий Хорсъ, а Зари-Зареницы, исконной жены, нет уже да в Чертогах Небесных. И спросил Сварога пресветлый Хорсъ: «Ты, Сварогъ Небесный. Отец родной! Где искать, скажи, мне Зарю мою? Мне нигде не найти милой жёнушки, как вернуть Зареницу, открой секрет»?
Отвечал Сварогъ Хорсу светлому: «Ясный Месяц украл Зареницу-жену; поезжай, светлый Хорсъ за угоною. Ты возьми турий рог, не побрезгуй же: станешь в рог трубить – я на помощь пошлю всё Своё Небесное Воинство. Первый раз протрубишь – все взнуздают коней, как второй протрубишь – оседлают коней, третий раз протрубишь – жди моих сыновей!» - так ответил Сварогъ Ясну Солнышку.
И поехал Хорсъ за угоною по Небесному Своду по синему. Как приехал, встал сразу у терема. А в то время Месяц – по небу гулял, оставалася в тереме только Заря. И сказал Заре-Заренице Хорсъ: «Гой еси, ты моя молодая жена, ты ступай домой скоро-наскоро; что ты делаешь тут? Вмиг одумайся!»
Но сказала Заря Хорсу светлому: «У Тебя мне жить тяжелёшенько. По утрам вставать – долго мыть лицо и молиться Роду Небесному. Здесь у Месяца жить много лучше мне: утром здесь встают и не моются. И Небесному Роду не молятся – ни забот, ни хлопот, ой как славно жить! Приезжай лучше, Хорсъ, в славный терем к нам: будем вместе мы жить, не затужимся».
И спросил светлый Хорсъ молодую Зарю: «Если Месяц придёт, где мне спрятаться? Поразмыслю сейчас над вопросом твоим, и отвечу тебе чрез минуточку». «Дам Тебе я атласну периночку, словно облако мягкую, лёгкую. Ты накройся периной, мой светлый Хорсъ, посиди и подумай немножечко».
Как пришёл ясный Месяц и в терем вошёл – так Заря распорола периночку, укрыв Хорса – лёгким облаком, а потом так спросила у Месяца: «Что б ты сделал, мой муж, если б Хорсъ был здесь»? «Я отсёк бы ему буйну голову»! Развернула Заря ту перинушку: «Что ж, смотри: вот же Хорс – Ясно Солнышко!»
И сказал тогда Месяцу светлый Бог Хорсъ: «Уж ты гой еси, Месяц светлый наш, напоследок дай ты протрубить мне в рог, и проститься с зверями и птицами»! «Что ж, сыграй напоследок, могучий Хорсъ, - отвечал ему Месяц задумчиво. Но смотри: это просьба последняя, ничего у меня ты не выпросишь».
Первый раз затрубил в турий рог Бог Хорсъ – всколебалася Мать Сыра Земля, приклонилися все дубравушки. Убоялся тогда Месяц, подлый вор: «Это что там шумит во дубравушках»? Отвечает ему Ясно Солнышко, отвечает очень насмешливо: «Это птицы летят из-за гор и морей. Бьют крылами они о могучий лес».
Протрубил и второй раз могучий Хорсъ – всколебалася Мать Сыра Земля, горы дальние порастрескались. Убоялся тогда Месяц, подлый вор: «Это что там шумит во далеких горах»? Отвечает ему Ясно Солнышко, отвечает очень насмешливо: «Это туры бегут по крутым горам, о Сырую, о Землю – копытами бьют»! Как играл Бог Хорсъ – небо всё тряслось, рассыпались хоромы Месяца; Звёзды на небе все попрятались, затаились трусливы советчицы.
В третий раз протрубил Бог могучий Хорсъ, всколебалася Мать Сыра Земля, гром дошёл до Небесного Ирия. Небеса разорвались, да надвое. И явилася Сила Сварогова: на крылатых конях – Боги мощные. Прилетел грозный Бог – Семарглъ-Огонь, а вторым – прискакал сам Громовник-Перунъ, вслед за ними и Велесъ могучий пришёл, и Стрибогъ закружил вихрем яростным. Все те Боги – все братья Сварожичи, все сыны Сварога Небесного.
И сказал Перуну великий Бог Хорсъ: «Месяц ясный украл у меня Зарю, молодую жену, ненаглядную. Покарайте же, братья, похитчика»! И тогда Перунъ разрубил мечом ясна Месяца, лихого похитчика, и вернул Зарю Хорсу светлому, возвратил Ему его жёнушку.
Так с тех пор ясный Месяц да на небе – тщетно ищет Зарю-Зареницу. Вырастает опять, но могучий Перунъ – вновь его разрубает своим мечом. За тот подвиг Перуна прославили, и Семаргла, и Хорса, и Велеса, и Стрибога почтили и, даже, Зарю. Песнь воспели и ясному Месяцу.

"Песни птицы Гамаюн". 7-й клубок.

Алатырь-Камень во садочке стоит, во зелёном садочке на яблоне Гамаюн спускалась, присаживалась, Веща птица готовилась песни пропеть. Как садилась она – стала песни петь, распускала свой хвост до сырой Земли, и смотрела на красных молодцев, заводила рассказ о больших делах.
Как у Камня того, Камня Белого, собирались-съезжались да сорок Царей, собирались и сорок Князей, а с Князьями – был князевич их, - сорок Витязей славных, сорок Мудрых Волхвов. Собирались они, соезжалися, вкруг той птицы рядами рассаживались, стали птицу-певицу они пытать, стали птицу-певицу они пытать, о былом её стали расспрашивать:
«Птица Вещая, птица Мудрая, много знаешь ты, много ведаешь; ты скажи, Гамаюн, спой-поведай нам, как женился Перунъ на Додолушке? Как морского царя победил Перунъ, и как с Велесомъ славным поссорился? Диве что сказал Велесъ – Скотий Бог и чем сердце его успокоилось»?  
Отвечала им птица великая, так рекла Гамаюн многомудрая: «Вы сидите да слушайте, молодцы, ничего не сокрою, что ведаю».
Как по морюшку – морю синему да Лебедушка милая плавала. И кружился над ней млад сизой Орёлъ, говорил Орёлъ таковы слова: «Я настигну тебя, Лебедь Белая, кровь пущу твою в море синее, пух и перья развею да по ветру – кто-то пёрышки собирать начнёт»?
Обернулася Лебедь Белая в молодую Диву-Додолушку, обернулся тут млад сизой Орёлъ во Перуна – Бога Небесного. Говорил Перунъ Диве-Лебеди: «Ты запомни моё слово верное: как наступит пора – время летнее, за тебя приду, Дива, свататься!»
Из-за морюшка, из-за синего поднималася непогодушка, собиралися тучи грозные, тучи грозные и гремучие. У всех грозных туч – турьи головы. Поперёд-то стада туринова выезжал Перунъ да на турице, понукал её Он булатным мечом. Проходили туры по крутым горам, ну, а турица – по долинушкам. Если тур на горе зычно свистнет вдруг, во долине турица подмигивает.
Подходили те тучи да к Ирию. И подъехал Сварожичъ на турице ко Сварогу, Богу Небесному и ко Матушке государыне, славной Ладе-Любви, Богородице. Он подал Отцу руку правую, ну, а Матери – руку левую. И сказал Перунъ таковы слова, преклонясь пред ними почтительно:
«Мой Отец, Сварогъ, Лада-Матушка, я прошу у Вас позволения – дайте мне построить алмазный дворец на горе в саду светлом во Ирии. Чтобы видеть мне, как гуляет здесь молодая Дива-Додолушка – ваша младшая дева-племянница, красоты она неописанной». Так сказали Сварогъ с Ладой-Матушкой: «Что ж построй, сынок, во саду дворец, береги ты Диву-Додолушку, а не то, за неё ты поплатишься!»
И построил Перунъ во саду дворец, изукрасил его красным золотом и каменьями драгоценными, не жалел цветов Он лазоревых. Как на своде стоит Красно Солнышко – и в дворце Перуна есть Солнышко: дорогим алмазом, что высечен да под свод высокий отправлен был. В Небесах есть Месяц безхитростный – во дворце есть месяц, не хуже он, из брильянтов драгих месяц высечен, не скупился Перунъ для Додолушки. В Небесах есть Звёзды-Кудесницы – во дворце есть звёзды красивые, в Небесах Заря – во дворце заря: есть в нём вся красота поднебесная.
Как в ту порушку, время к вечеру, когда Солнце к закату склонялося, захотелось Диве-Додолушке во зелёном саду прогуляться пойти,  посмотреть на дворец изукрашенный, подивиться творенью Перунову. Попросила она дозволения у Сварога – хозяина Ирия.
Диве дал Сварогъ дозволение: «Ты ступай, племянница милая, молодая Дива-Додолушка, разгуляйся ты во зелёном саду. Пусть сегодня тебе посчастливится, может, счастье обрящешь, Додолушка. По двору ходи – не захаживай, на дворец смотри – не засматривай».
Снаряжалась Дива скорёшенько, обувалася, одевалася, и пошла она во зелёный сад; но не долго в садочке гуляла том: подошла как к крылечку Перунову, увидала Перуна-Громовника. Увидал и Перунъ красну девицу, выходил Он к ней во зелёный сад: «Ты зайди ко мне, Дива милая, посмотри на убранство палат моих и на камни мои драгоценные, ты не бойся, тебя не обижу я».
Заходила в палаты Додолушка. А Перунъ Додолу усаживал, приносил ей различные кушанья, говорил Он ей речи сладчайшие: «Украшал я алмазами гнёздышко, я брильянтов принёс, не жалеючи, по краям водил красным золотом, плисом-бархатом я устилал его. Свивши гнёздышко, вдруг я задумался: а на что мне, Орлу, тёпло гнёздышко, коли нет Орлицы во гнёздышке, коли нет у меня молодой жены?
Ай, послушай меня, Дива милая, много времени жил на свете я, много видывал девиц-красавиц в нём, но такую как Дива-Додолушка – никогда и нигде я не видывал. Я желаю к тебе, Дива, свататься; выходи за меня, дева красная, буду мужем тебе наречённым я!»
Тут Додолушка испугалася, и горючими слезами умылася, от яств-кушаний отказалася, и скорым-скоро из дворца ушла. И пришла ко Сварогу пожаловаться: «Во глаза Перунъ надсмехался мне, говорил Он мне о супружестве, накажи Его за слова таковы!»
Отвечал Сварогъ Диве плачущей: «Нет, Додолушка-Дива, племянница. Не смеялся Перунъ, не куражился – говорил Он тебе Правду-Истину. Если станет Перунъ к тебе свататься, я отдам тебя за него тотчас; так и знай же, Дива-Додолушка, Громовникъ Перунъ славен будет муж».
Тут пришёл к Сварогу могучему грозный Бог Перунъ, молодой жених. Говорил он Сварогу-Батюшке таковы слова, все безхитростны: «Мне жениться пришло время крайнее. Не могу жениться на Ладе я: то любимая моя Матушка, и на Леле, на Живе, Маренушке – то сестрицы мои разлюбезные. Лишь на Диве-Додоле жениться могу: не сестра то моя и не Матушка. Я пришёл к Тебе сватом посвататься: Ты отдай за меня Диву милую»! Тут подал Сварогъ руку правую и просватал Перуну Додолушку. И назначили вскоре свадебку. А, чтоб к свадьбе той приготовиться, уезжал Перунъ за подарками.
Как о свадьбе о той все прослышали; слух дошёл и в царство подводное, в царство тёмное черноморское, до глубин морских, там где ночь живёт. Там на дне морском воды зыблются, там шевелится Черноморский Змей; он живёт во дворце белокаменном: чудно те палаты украшены янтарем, кораллами, жемчугом и омыты водой и огранены. Там на троне сидит Черноморский Змей, царь Поддонный Морской чудо-юдище.
Окружают его стражи лютые: раки-крабы с огромными клешнями. Тут и рыба-сом со большим усом, и налим-толстогуб – губошлёп-душегуб, и севрюга, и щука зубастая, и осётр-великан, жаба с брюхом, что жбан, там и щука, и ёрш, горький пьяница, там и рыбий царь – Белорыбица.
Черномору дельфины прислуживают, а русалки поют песни дивные, и играют на гусельках звончатых, и трубят в огромные раковины. Как плясать пойдёт Черноморский Змей – буря водная вмиг поднимается и расходятся волны великие, горы падают во все стороны.
Будет он плясать по морским волнам, по крутым берегам, по широким мелям. От той пляски волны взбушуются, реки быстрые разливаются, будет пениться море синее – и над морем поднимется птица Стратимъ, и появятся звери заморские, и Тритон приплывёт из далёких стран.
Как узнал про свадьбу Перунову царь Поддонный Морской чудо-юдище, и поднялся тотчас со морского дна, покатил он по морюшку синему мимо гор Кавказских к Рипейским горам, торопился, плевался он пеною. Он русалок бил плёткой безжалостно, чтоб дорогу ему расчищали они.
Как на берег морской, бережок крутой выходила Дива-Додолушка. Где стояла сосна, там стояла она; умывалась Додолушка чистой водой, увидала Додолушка Змея, как увидела Дива Поддонного, подивилась русалкам истерзанным, отступила далёко от берега.
Вот по морюшку едет Поддонный Змей, правит он колесницею сильной рукой. В колеснице его семь могучих коней, а восьмой – вороной, буйный и озорной. «Ты садись ко мне, Дива-Додолушка: мы поедем по морю в подводный дворец; от Днепра мы поедем к Дунаю – я по морю тебя покатаю!»
Стала Дива-Додолушка воду черпать, стала Дивушка Змея водой поливать, принималася Дива с русалкой играть, как играла она – приговаривала: «Я бы рада была бы по морю гулять, только здесь в Небесах я гуляю, с громом в тучах гремучих играю». И пропела тогда Дива милая: «Ты плыви, чудо-юдо, рекою – и оставь-ка меня в ты в покое; ты плыви вдоль крутых бережочков – я остануся здесь на мосточке; ты плыви по морюшку синему – я останусь-ка лучше здесь в Ирии»!
Осерчал тут Змей чудо-юдище, царь Поддонный, Морское страшилище – расшумелося море синее, поднималися звери подводные, закружилися вихри буйные. Полетел Черноморъ с Моря Чёрного на своей золотой колеснице он и на Ирий-сад тьмою надвинулся.                       
Из одной главы Черномора-царя искры сыпали вверх и лизал огонь. А из пасти другой ветер-вихрь завыл – замораживал всё на своем пути. Все деревья склонялися в Ирии, с них листва и плоды градом падали. Ну, а третья глава чуда-юдища на Сварога гордо покрикивала: «Ты отдай, - вскричал грозный царь Морской, - за меня, Змея лютого, Дивушку, дай без драки-кровопролития, а иначе – будет смертельный бой»! Ничего не ответил Сварогъ ему.
«Знай, - вскричал опять Черноморский Змей, - что Перунъ-Громовникъ будет мной побеждён, для него самого приготовлена во Земле Сырой яма прежняя: аль забыл Перунъ, где сидел досель, али страх потерял пред морским царём? Его яма ждёт – дожидается»! Ничего не ответил Сварогъ ему.
Продолжал кричать Черноморский Змей: «Я даю тебе сроку да времени для меня приготовить подарочки, не забудь для Додолы приданое; собери нарядных сватов скорей, чтоб весёлую свадьбу отпраздновать!» Ничего не ответил Сварогъ ему.
То не дождь дождит, то не гром гремит. То не гром гремит – шум велик идёт: поднимается буря великая, буря страшная, несказанная! То летел со восточной сторонушки млад сизой Орёлъ – грозный бог Перунъ! Закричал Орёлъ чуду-юдищу: «Ах ты Чудо Морское, Поддоный царь! Аль ты хочешь, Змей, затопить весь мир? Аль ты хочешь сразиться со мною и со всею Небесною Силою, али ты не боишься Сварожичей»?
Тут собрались все гости, все сватушки: и Семарглъ со Стрибогомъ, и Велесомъ, и великий Хорсъ со Сварогомъ-Отцом, так сказали они Змею подлому: «Победили мы Змея Чёрного, победим и тебя, Черноморский Змей, потерял ты весь страх пред Сварожичами, позабыл своё место паскудное»!
И тогда Черноморъ чудо-юдище прыгнул в воду морскую, на самое дно он нырнул от Небесного Воинства. И промолвил Перунъ, глядя в тёмную глубь: «Здесь средь мрака и тьмы во бурлящей струе, омывающей камушки острые, место будет твоё, здесь тебе и сидеть до скончания света до белого»!
Собирал Сварогъ свадьбу в Ирии, созывал гостей на почестен пир. Соезжалися-солеталися гости к празднику развесёлому с поднебесной всей, света белого. Затужила тогда Лада-Матушка, пригорюнилась, закручинилась: «Чем же будем гостей-то мы потчевать»? Отвечала Корова Небесная: «Не грусти, не тужи, Лада-Матушка! Есть у нас и реки молочные, берега не простые, кисельные, есть и белый хлеб, и хмельна сурья, мы напоим, накормим гостей своих, все останутся гости довольные».
Тут Перунъ подъехал в колясочке, шесть коней во коляску запряжены, а уж как все кони-то убраны, все коврами и шёлком украшены, золотыми звенят все подковами, сбруя светится скатным жемчугом. «Ах, вы кони мои, кони верные, сослужите мне службу почётную: повезите меня вы за Вестою по Небесному Своду по синему! Выйди, радость моя, Дива милая, ты послушай как звонко подковушки о Дорогу Небесную цокают»!
Проезжал Перунъ мимо кузницы и сказал Сварогу Небесному: «Ах, Кузнец, мой Отец, ты искуй мне венец, из остаточков – золотое кольцо и булавочки из обрезочков. Скуй мне свадебку, милый Батюшка! Уж, я тем венцом повенчаюся, а булавочкой попритыкаюся к разлюбезной Додоле-Вестушке, распрекрасной Диве-Додолушке». Призывал Перунъ друга Велеса, чтобы Велесъ стал кумом-сватушкой, чтоб Он вёл колесницу по Небесам.
Подъезжали они к саду Ирию, ко дворцу Богини Додолушки. Собирались туда и слеталися стаи птиц огнепёрых: то сватушки, гости славные да со всех концов. И садились они за дубовый стол, наливали себе хмельной сурьюшки.
Выходила тут Дива-Додолушка, говорила она дорогим гостям: «Встала утречком я ранёшенко, умывалася я белёшенько, утиралася русой я косой, и брала косу – девичью красу, относила её в чисто полюшко и повесила на ракитов куст. Налетели тут ветры буйные, раскачали они част ракитов куст – растрепали мою косу русую, полетали они, покуражились».
Отвернула тут Дива-Додолушка свой багрян рукав незатейливо, омочила его во речной воде, обернулася Белой Лебедью.
Полетела она в синеву Небес. Обернулся Перунъ молодым Орломъ, сизой птицею, быстрой, стремительной – и настиг тотчас Лебедь Белую.
И упала Дива-Додолушка во зелёный лес белым пёрышком, обернулась она Ланью Быстрою. Обернулся Перунъ Волком Сереньким и настиг Её во дубравушке.
Обернулась Дива-Додолушка Щукой Ловкою, рыбой быстрою. Унырнула в море глубокое – молодой Перунъ призадумался, стал совета просить он у Матушки: «Что мне делать, скажи, Богородица»?
Призывала тогда Лада-Матушка Макошь с Долею и Недолею. Стали Доля с Недолею прясть и ткать вместе с Макошью нитку парчовую. Пряли, ткали крепкий невод морской, чтоб закинуть в море глубокое. И поймал Перунъ этим неводом златопёрую щуку-Додолушку: «Не уйдёшь от судьбы ты, Додолушка»!
Говорили тогда Диве сватушки: «Ай ты, Дива-Душа, что ж печалишься, почему не поешь и не пляшешь ты? Косу ты расплела, с Небес звёзды смела? И омыла ль росой Землю-Матушку»?  «Не хотела косу я свою расплетать, не хотела я звёзды с Небес убирать: я стояла всю ночь, в небо глядючи, а потом в Небесах я прогуливалась, громом в тучах гремучих играла я».
Выходила тогда Лада-Матушка, выносила ларчик окованный: «Ой ты ларчик мой, вот сгодился ты! Я не в год тебя накопила, я не в два тебя сподобляла. Но на то – Воля Рода Небесного: в час единый тебя раздарила я.
Вот возьми, Перунъ, стрелы острые, громовые стрелы, могучие. Ты же, Дива-Додола, - Небесный Огонь, всё сжигающий, опаляющий. Вот ещё вам – пёстрая ленточка. Вы красуйтеся, вы любуйтеся, распускайте вы ленточку-радугу после дождика, после светлого, чтобы стало всем в мире радостно»!
И сказала Перуну Додолушка: «Что ж пойдем, Перунъ, погуляем со мной над полями, лесами, озёрами. Ты с грозой пойдёшь, а я с молнией; ты ударишь грозой, а я выпалю! Ты с дождём пойдёшь, а я с милостью. Ты польёшь водой, а я выращу».
Все на свадьбе Перуновой веселы, лишь один опечалился сватушка, он повесил свою буйну голову: это друг Перуна могучего – Велесъ, Скотий Бог и Коровий Сын. Позавидовал он лютой завистью, как увидел Богиню прекрасную, молодую Диву-Додолушку. Позабыл в тот миг всё на свете Он, позабыл тотчас дружбу прежнюю: возжелал украсть Диву милую и к себе привести как жену молоду.
И когда поехали сватушки из дворца Додолы в Перуновъ дворец, он повёз колесницу Додолушки, говорил он Ей таковы слова: «Увезу тебя, Дива милая, далеко на край света белого; стань же, Дива-Душа, ты моею женой! Вот тебе кольцо драгоценное, ты надень колечко на палец свой»! Отвечала Дива-Додолушка: «Я не стану, Велесъ, Твоею женой! Не гневи, Велесъ, Рода Небесного; Ты одумайся Славный Могучий Бог»!
Он протягивал к Ней свои рученьки – по велению Рода Небесного руки Велеса не вздымалися, златы кольца в руке распаялися. В Небесах тотчас громыхать стал гром, опалила тогда Дива Велеса в облаках огнём обжигающим: Влес упал с колесницы отвергнутый, вниз слетел со Свода Небесного.
А Перунъ-Громовержец во гневе – повернул за Ним колесницу свою, сотрясая всю поднебесную. Вышла тут навстречу Перуну – Мать Земун – Корова Небесная. Он стегнул ту Коровушку плёточкой. Но Земун Перуну промолвила: «Не стегай, Перунъ, меня плёточкой, не стреляй в меня громовой стрелой, и не трогай, Перунъ, чадо милое, моего неразумного Велеса: Ты весь мир спалишь, прогневишь Богов, Небеса обрушишь вниз синие, всё живое Ты умертвишь тотчас, ты не знаешь меры во гневе своём»!
Повернул тогда Громовникъ коней, Свод Небесный громами встрясаючи. Вслед Ему сказала Коровушка, Мать Земун – Корова Небесная: «Я к Тебе на свадьбу пожалую, стану я среди Сада-Ирийского, золотыми рогами весь сад освещу, радуя, вместе с Хмелем, гостей дорогих, а особенно – Диву-Додолушку, распрекрасную нашу Вестушку; и Тебя, Перунъ, не забуду вовек, я вскормлю молоком твоих детушек».
В Небесах летал млад Сизой Орёлъ, вилась рядом с ним Лебедь Белая. Била крыльями птица Матерь-Сва и парили Стратимъ, Рарогъ, Алконостъ в Небесах стаей светлою праздничной. Но не просто то – птицы светлые: то не Птица-Сва – Лада-Матушка, не Орёлъ – Перунъ, не Рарогъ – Семарглъ, то не Лебедь, а Дива-Додолушка, не Стратимъ – Стрибогъ, Хорсъ – не Алконостъ. То не стаи летят да певучих птиц, то три облака вьются да кружатся.
На одном сидит Громовникъ-Перунъ, на другом сидит – Дива Дивная, а на третьем – Сварогъ со Сварожичемъ; Боги славные, свадьбу задумали.
Как ударит Перунъ громом в Небесах, опалит как огнём Дива грозная, как повеет ветрами Сварожичъ-Стрибогъ, так приклонятся лесушки тёмные, разгуляется враз море синее, вздрогнет Велесъ, и Юша, могучий Змей, под Сырой Землёй зашевелится, - продолжается Свадьба Небесная!

"Песни птицы Гамаюн". 8-й клубок.

Алатырь-Камень во садочке стоит, во зелёном садочке на яблоне Гамаюн спускалась, присаживалась, Веща птица готовилась песни пропеть. Как садилась она – стала песни петь, распускала свой хвост до Сырой Земли, и смотрела на красных молодцев, заводила рассказ о больших делах.
Как у Камня того, Камня белого, собирались-съезжались да сорок царей, собирались и сорок князей. А князья те – со князевичем. Сорок Витязей славных, сорок мудрых Волхвов. Собирались они, соезжалися, вкруг той птицы рядами рассаживались. Стали птицу-певицу они пытать, о былом её стали расспрашивать:
Птица Вещая, птица Мудрая, много знаешь ты, много ведаешь; ты скажи, Гамаюн, спой-поведай нам, да о Боге Великом – о Велесе. Как женился он да на Буре-Яге – великанше Усоньше Виевне? Побратался как с великанами? И о птице Могол ты поведай нам. Отвечала им птица великая, так рекла Гамаюн Многомудрая: «Вы сидите да слушайте, молодцы, ничего не сокрою, что ведаю».
Прежде было у Велеса времечко, честь была ему и хвала была. Ну, а ныне, пришло безвременье, и безчестие, и безславие. А виной тому – слово лишнее, что на свадьбе Перуновой сказано. Закручинился он, опечалился, и с печали той оседлал коня, и поехал прочь от Рипейских гор ко чужой Земле, царству Змееву. Он доехал до речки Смородины, - а вдоль берега речки Смородины кости свалены человеческие, волны в реченьке той кипучие; за волной ледяной – волна огненная и бурлит она, и шипит она.
Волны, вдруг, в реке взволновалися, на дубах орлы раскричалися: выезжал тут Горыня-Змеевич сам, чудо-юдище шестиглавое. Он каменья и горы вывёртывал, через речку он их перебрасывал. Тут под чудищем спотыкнулся конь: «Что ж ты, волчья сыть, спотыкаешься? Аль ты думаешь, будто Велесъ здесь?».
Выезжал к нему тут Велесъ – скотий Бог: «Полно горы тебе выворачивать: уж мы съедемся в чистом полюшке! Выходи на бой, великан честной: кто кого одолеет, посмотрим мы. Мы поборемся, побратаемся – да кому Родъ Небесный поможет здесь»?
Соезжалися Велесъ с Горынею, они бились-дрались трое суточек: бились конными, бились пешими. У Горыни нога подвернулася – и упал на Землю Сырую он, и взмолился Горыня униженно: «Ты не бей меня, буйный Велесъ-Бог! Лучше мы с тобой побратаемся – буду я тебе братцем названным. Пригожусь я тебе, в услуженье пойду; никого за тебя не помилую, стань и ты моим братом названным». Тут соскакивал Велесъ со Змеевича, стал Горыня Ему – братцем названным.
И поехали вдоль быстрой Смородины – и заехали во дремучий лес. Волны вдруг в реке взволновалися, на дубах орлы раскричалися: выезжал тут Дубыня-Змеевич сам, чудо-юдище трёхголовое. Он дубы выворачивал с корнем, через речку он их перебрасывал. Тут под чудищем спотыкнулся конь: «Что ж ты, волчья сыть, спотыкаешься? Аль ты думаешь, будто Велесъ здесь»?
Выезжал к нему тут Велесъ скотий Бог: «Полно горы тебе выворачивать: уж мы съедемся в чистом полюшке! Выходи на бой, великан честной: кто кого одолеет, посмотрим мы. Мы поборемся, побратаемся – да кому Родъ Небесный поможет здесь»?
Соезжалися Велесъ с Дубынею, они бились-дрались трое суточек: бились конными, бились пешими. У Дубыни нога подвернулася – и упал он, словно подкошенный дуб, и взмолился Дубыня униженно: «Ты не бей меня, буйный Велесъ-Бог! Лучше мы с тобой побратаемся, - буду я тебе братцем названным. Пригожусь я тебе, в услуженье пойду; никого за тебя не помилую, стань и ты моим братом названным». Тут соскакивал Велесъ со Змеевича, стал Дубыня ему братцем названным.
Едут вдоль они быстрой Смородины, едут с Велесомъ братья Змеевичи – Змей Горыня могучий с Дубынею. Видят братцы – разлилась Смородина, в три версты шириною вдруг стала она; там запруда стоит непролазная. Запрудил эту реку Смородину сам могучий Усыня – Змеевича сын. Ртом Усыня Смородину запер, усом ловит он всех осетров в реке.
Выезжал к нему Велесъ могучий Бог: «Ай, довольно тебе рыб ловить в реке: уж мы съедемся в чистом полюшке, уж мы удалью будем меряться. Выходи на бой, великан честной: кто кого одолеет, посмотрим мы. Мы поборемся, побратаемся – да кому Родъ Небесный поможет здесь»?
Соезжалися Велесъ с Усынею, они бились-дрались трое суточек: бились конными, бились пешими. У Усыни нога подвернулася – и упал Усыня в Смородину, и взмолился Усыня униженно: «Ты не бей меня, буйный Велесъ-Бог! Лучше мы с тобой побратаемся – буду я тебе братцем названным. Пригожусь я тебе, в услуженье пойду; никого за тебя не помилую, стань и ты моим братом названным».
И поехали братцы дорогою. И сказал тогда братцам Змеевичам Велесъ скотий Бог у Смородины: «Как бы нам перейти на ту сторону»? Тут Усыня Змей пораскинул усы – и по тем усам переправились. Очутились в тёмном царстве во змеевом, на другой стороне речки Смородины.
Видят: в тёмном лесочке изба стоит и на ножках курящихся вертится; вкруг избушки той – с черепами тын, каждый череп пылает да светится.
И сказал грозный Велесъ избушке лесной: «Повернись к лесу задом, к нам передом»! Повернулась избушка, как сказано. Двери сами в ней растворилися, окна настежь сами открылися. Вот заходят в избу – нет в избе никого, есть лишь рядом хлевец, в хлеве – стадо овец.
В той избушке остались они ночевать, долгу ночь коротать, до утра почивать. Утром Велесъ с Дубыней, с Усынею в лес поехали вместе – добычу искать, великана Горыню оставили.
Потемнело вдруг небо синее, закрутились ветра, закружилися, приклонилися все дубравушки – прилетела тут в ступе во каменной, в вихре Буря-Яга – Золотая Нога – великанша Усоньша Виевна. Подлетела она да к избушечке, и заходит скорей на златое крыльцо; и берётся она за златое кольцо: «Ты вставай-ка, Горынь, отворяй ворота! Разводи-ка быстрей в печке жаркий огонь: накорми-ка меня, напои-ка меня»!
Отвечает Горыня лихой Яге: «Не кричи здесь, Усоньша ты Виевна; вот я слезу с печи, вот доем калачи и тебя булавою попотчую»! Осерчала Яга – хлеб взяла со стола, стала бить краюшкой Змеевича. И побила его, отлупила его, чуть живого под лавку забросила. А сама, затем, слопала братцев обед – трёх овец и барана зажаренного: «Мне стряпня ваша очень понравилась; я добром отплачу – на обед прилечу»!
Как из леса приехали братцы – из-под лавки тащили Змеевича: «Что ж, Горыня, ты нам не сготовил обед? Целый день проспал, ты ленивый стал»! Отвечал им Горыня униженно и ногою за ухом почесывая: «Я не мог приготовить – я так угорел, что и сил не имел с места сдвинуться».
Что ж, голодны и злы, коротали всю ночь. Утром Велесъ с Горыней, с Усынею в лес поехали вместе добычу искать, великана Дубыню оставили. Потемнело вдруг небо синее, закрутились ветра, закружилися, приклонилися все дубравушки – прилетела тут в ступе во каменной, в вихре Буря-Яга – Золотая Нога – великанша Усоньша Виевна. Подлетела она да к избушечке, и заходит, скорей, на златое крыльцо; и берётся она за златое кольцо: «Ты вставай-ка, Дубынь, отворяй ворота! Разводи-ка быстрей в печке жаркий огонь: накорми-ка меня, напои-ка меня»!
Отвечает Дубыня лихой Яге: «Не кричи здесь, Усоньша ты Виевна; вот я слезу с печи, вот доем калачи и тебя булавою попотчую»! Осерчала Яга – хлеб взяла со стола, стала бить, словно дубом, Змеевича. И побила его, отлупила его, чуть живого под лавку забросила. А сама, затем, слопала братцев обед – трёх овец и барана зажаренного: «Мне стряпня ваша очень понравилась; я добром отплачу – завтра вновь прилечу»!
Как из леса приехали братцы – из-под лавки тащили Змеевича: «Что ж, Дубыня, ты нам не сготовил обед? Целый день проспал, ты ленивый стал»! Отвечал им Дубыня униженно и ногою за ухом почёсывая: «Я не мог приготовить – я так угорел, что и сил не имел с места сдвинуться».
Что ж, голодны и злы, коротали всю ночь. Утром Велесъ с Горыней, с Дубынею в лес поехали вместе добычу искать, великана Усыню оставили. Потемнело вдруг небо синее, закрутились ветра, закружилися, приклонилися все дубравушки – прилетела тут в ступе во каменной, в вихре Буря-Яга – Золотая Нога – великанша Усоньша Виевна. Подлетела она да к избушечке, и заходит, скорей, на златое крыльцо; и берётся она за златое кольцо: «Ты вставай-ка, Усынь, отворяй ворота! Разводи-ка быстрей в печке жаркий огонь: накорми-ка меня, напои-ка меня»!
Отвечает Усыня лихой Яге: «Не кричи здесь Усоньша ты Виевна; вот я слезу с печи, вот доем калачи и тебя булавою попотчую»! Осерчала Яга и схватила за ус, по избе волочила несчастного. И побила его, отлупила его, чуть живого под лавку забросила. А сама, затем, слопала братцев обед – трёх овец и барана зажаренного: «Мне стряпня ваша очень понравилась; я добром отплачу – завтра вновь прилечу»!
Как из леса приехали братцы – из-под лавки тащили Змеевича: «Что ж, Усыня, ты нам не сготовил обед? Целый день проспал, ты ленивый стал»! Отвечал им Усыня униженно и усами за ухом почёсывая: «Я не мог приготовить – я так угорел, что и сил не имел с места сдвинуться».
Что ж, голодны и злы, коротали всю ночь. Утром трое все братья Змеевичи – в лес поехали пищу искать, проклинать – великаншу Усоньшу да Виевну. Велесъ в доме остался, зарезал овцу и на лавочку лёг отдохнуть на часок. Потемнело вдруг небо синее, закрутились ветра, закружилися, приклонилися все дубравушки – прилетела тут в ступе во каменной, в вихре Буря-Яга – Золотая Нога – великанша Усоньша да Виевна.
Подлетела она к той избушечке, и заходит скорей на златое крыльцо; и берётся она за златое кольцо, обращается к Велесу буйному: «Ну-ка встань, Сын Коровы, попотчуй меня; что ты тут на обед приготовил мне: разводи-ка быстрей в печке жаркий огонь, накорми-ка меня, напои-ка меня»!
Велесъ скотий Бог с лавки вскакивал, булаву булатную схватывал: «Ай ты Буря-Яга – Золотая Нога, удалая Усоньша ты Виевна! Мы и сами три дня не едали, мы и сами три дня не пивали. Не твоя ли то всё была милость? Вот сейчас я тебя как попотчую»!
И схватил он Усоньшу да Виевну, стал её булавою обхаживать и таскать по избушке за волосы, щекотал он её и охаживал. И выбрасывал вон Бурю Виевну – а она подползала под камушек, схоронилась за камнем пристыженно – и ушла так от Велеса грозного.
Воротились с охоты Змеевичи – Велесъ вёл их к Камню Горючему: «Здесь находится ваша обидчица, далеко она схоронилася». Налегли Усыня с Дубынею, им помог и Горыня Змеевичев; тянут-тянут – никак камень им не свернуть, пригорюнились, закручинились.
Подошёл к тому камню сам Велесъ-Бог и одною рукой – своротил скалу. Братья глянули, а под камушком – пропасть страшная показалася. Это вход был в пекло подземное. И сказал буйный Велесъ, Коровий Сын: «Мы зверей начнём забивать-ловить, и ремни вязать, и верёвки вить». Как набили зверей – повязали ремень, и спустили они в пропасть Велеса.
Как спустился Велесъ в царство пекельное, видит он по царству подземному – удалая Яга всё расхаживает, в богатырские латы одетая. Раскричалася тут Буря Виевна да на Сына Коровьего славного: «Что-то в пекле здесь духом запахло живым: чую Велеса, Бога могучего! Что ж ты, Велесъ, явился на свой, на конец, не спускался бы Ты в царство пекельное»! «Ай же ты, дочь Вия подземного, друг да с другом с тобой мы здесь встретились, в битве грозной отведаем силушку, что ж, посмотрим, чем всё это кончится».
Тут сцепилися Велесъ да с Виевной, стали биться они врукопашную. И была удалая Усоньша-Яга да обучена бою суровому, подхватила Усоньша как Велеса, и спустила на Землю на Матушку; и ступила ему на дремучую грудь, приготовилась с ним попрощатися. Заносила Яга над главою – руку правую с булавою, опустить хотела на Велеса. По велению Рода Небесного тут рука у неё застоялася и в очах у Яги помутился свет.
Разгорелось тут сердце у Велеса, и обрёл он силушку прежнюю, сшиб с дремучей груди Бурю Виевну и взыграла хвать молодецкая. Поднимал он Усоньшу Виевну и бросал её на Сыру Землю, наступал он ей да на белу грудь, ну, а шею – рогами придерживал. И занёс буйный Велесъ – Коровий Сын руку правую с булавою, опустить хотел ниже пояса, но рука у него застоялася по велению Рода Небесного, а в очах его помутился свет.
Говорила тут Велесу Виевна: «Ай ты, буйный Велесъ – могучий Бог, сын Земун – Коровы Небесной! Видно Родъ Сам решил помирить нас с тобой, ты возьми меня, Велесъ, в замужество! Я давала зарок: кто меня победит – будет мужем моим, мужем названным; буду я тебе жёнушкой верною».
Тут соскакивал Велесъ с Усоньши Яги, брал её он за рученьки белые, брал за перстни её золочёные, подымал её со Сырой Земли, становил на резвые ноженьки, целовал он Бурю-Усоньшу в уста, называл женою любимою, размечтался о жизни супружеской.
И к колодцу тогда подошли они. Закричал тут Велесъ Змеевичам: «Эй вы, братцы, тащите-ка Бурю Ягу: то жена моя разлюбезная»!
Потянули тогда братья Виевну, а как только Яга вышла из-под земли – уронили верёвку в провал они, и бежали от ужаса в стороны. Так остался Велесъ в Земле Сырой; стал бродить он по царству подземному.
Вдруг он видит: громадное дерево, на макушке его свито гнёздышко, а в том гнёздышке – пять птенцов сидят, и не просто сидят – криком громким кричат. Он увидел: по этому дереву змей ползёт к гнезду беззащитному. Велесъ тут подошёл, сбил ползучего, он убил его булавой своей, разметал останки змеиные.
Зашумел тут ветер и дождь пошёл, загремел во царстве подземном гром. Взволновались птенцы, раскурлыкались, закричали они буйну Велесу: «То не ветер шумит, то не дождик дождит, то не гром гремит – шум велик идёт. То летит наша матушка – птица Могол, ветер крыльями поднимаючи». То не дождик дождит – слёзы капают, то не гром гремит – то Могол кричит.
Налетела Могол – птица грозная и увидела буйного Велеса: «Фу-фу-фу! В пекле духом запахло живым! Кто б ты ни был, герой, я тебя проглочу»! Закричали птенцы грозной птице Могол: «Ты не тронь его, наша матушка: спас нас Велесъ от змея могучего, спас от смерти он нас неминучей»! «Если так – всё, что хочешь, проси у меня»!
«Отнеси меня, птица, на Белый Свет, видеть я хочу Солнце Красное, походить хочу по Земле Сырой, там жена моя разлюбезная». «Запасись тогда на сто дней еды, собери воды на сто дней запас: будет долог путь к Свету Белому, полетим – мало не покажется»! Велесъ тут приготовил сто бочек еды и запасся он сотнею бочек воды, сел на птицу верхом и отправился в путь – к Свету Белому, к Солнышку Красному.
Полетела Могол, словно ветер лихой, за едой и водой оборачиваясь. Обернётся Могол – бросит Велесъ еду, либо воду ей льёт в пасть раскрытую. Показался уж выход на Белый Свет, а у Велеса бочки все кончились. Обернулась Могол: «Дай мне, Велесъ, кусок, а не то недостанет мне силушки». Велесъ острый взял нож, икры им отсекал и бросал их Моголу в раскрытую пасть. Сразу птица Могол поднялась в мир живой, и на волю вмиг вынесла Велеса.
Здесь и Солнышко светит, и птицы поют, речки быстро текут, растекаются. И спросила Могол-птица Велеса: «Чем ты, Велесъ, меня под конец накормил»? «Я тебе скормил икры да с ног своих», - отвечал ей Велесъ – Коровий Сын. И тогда Могол икры выплюнула, и пристали они к ногам Велеса.
Так нашёл буйный Велесъ младую жену, удалую Усоньшу Виевну и отпраздновал с нею он свадебку, а потом – путешествие свадебно. Собирались на свадьбу весёлую со всего Света Белого гостюшки, приползали на пиршество змеи – из заморского царства из тёмного.
И устроили развесёлый пир, лучше всех живёт Велесъ с Усоньшою. Велесъ – защитник наш и Отец родной и богатства всего – повелитель он. На той свадьбе сурица лилась рекой, горы рушились да от топота, и плескались моря, и дрожала Земля, содрогалось всё Царство Небесное!

"Песни птицы Гамаюн". 9-й клубок.

Алатырь-камень во садочке стоит, во зелёном садочке на яблоне Гамаюн спускалась, присаживалась, Веща птица готовилась песни пропеть. Как садилась она – стала песни петь, распускала свой хвост до Сырой Земли, и смотрела на красных молодцев, заводила рассказ о больших делах.
Как у камня того, камня белого, собирались-съезжались да сорок царей, собирались и сорок князей. А князья те – со князевичем – сорок Витязей славных, сорок мудрых Волхвов. Собирались они, соезжалися, вкруг той птицы рядами рассаживались, стали птицу-певицу пытать и расспрашивать:
«Птица Вещая, птица мудрая, много знаешь ты, много ведаешь; ты скажи, Гамаюн, спой-поведай нам да об Огненном Волхе Змеевиче. Как родился Он, как Отца победил, как женился на Леле прекрасной Он; расскажи, Гамаюн, кто есть Индрикъ-Змей и что стало с его Пераскеею». Отвечала им птица великая, так рекла Гамаюн многомудрая: «Вы сидите да слушайте, молодцы, ничего не сокрою, что ведаю».
Как ходила Земля по крутым горам, и ступала она по долинушкам; и спадали с Небес проливные дожди, Её белую грудь да заснежило. Засыпало Её снегом-дождиком, залезала Она да на Камушек. И сидела на Камне Горючем Она, ничего не боясь, озираючись. Соскочила Она ненароком – с Камня Белого, с Камня Горючего. Соскочила – так сразу и прыгнула да на лютого Змея – на Индрика.
Уж как вскинулся Змей о шести головах, тело обвил Её распрекрасное, опрокинул он Матушку на горы, бил Её злодей по белу стегну, целовал он в уста Её сахарны, миловал хвостом по-змеиному. И тогда понесла Мать Сыра Земля от того от Змея поганого, тяжела Она стала от гадины, тридцать лет ходила под тяжестью. Ходит в тягости Мать Сыра Земля по горам, по лесам, по долинушкам – всё-то ходит, змеюку вынашивает.
Срок пришёл разрешаться от бремени. Закатилося Красно Солнышко, да за горушки за высокие, порассыпались часты звёздочки по Небесному своду по светлому – и родился тогда от Сырой Земли буйный Огненный Змей – Волхъ Змеевичев. От рожденья его богатырского потряслось Небесное воинство, затряслось и царство подземное, море синее всколебалося. Звери по лесу разбежалися, птицы по небу разлетелися, рыбы по морю разметалися, ветры буйные – перестали дуть.
А как стало Ему от рождения час – слово он сказал, будто гром взгремел: «Ой, ты гой еси, Мать Сыра Земля! Не спелёнывай меня пеленой своей, не завязывай Ты златым поясом: пеленай меня в латы крепкие, надевай на главу золотой шелом, отправляйся к Сварогу Небесному. Ты сходи скорей, Мать Сыра Земля, ко Сварогу – Богу Небесному, пусть скуёт Он булатную палицу, да чтоб триста пудов было весу в ней! Зашвырну я ту палицу за горы, разбужу того Змея ползучего, из норы своей Змей пусть да выползет и на свет поскорей пусть покажется. Разом грянусь о Землю сырую я, стану Финистомъ – Ясным Соколом, разбросаю я перья железные, упаду на него из подоблачья, раздеру когтями булатными, размечу клочки по сырой земле». Говорила Ему Мать Сыра Земля: «Все, как сказано, - так и станется».
Стал расти Волхъ сын Змея лютого, не по дням и годам – по минуточкам. Восхотелось Ему много мудрости: обучился узлы он завязывать, обучился клубки он прочитывать, обучился славить Сварога-Отца, и Семаргла, и Рода Небесного, также, Велеса и всех Сварожичей. А потом обучился премудростям – как обёртываться Ясным Соколом, как парить птицей лёгкой в подоблачье, превращаться как в волка да в серого, рыскать волком по лесу дремучему, как барашком стать иль овечкою, и скакать как горами высокими, обращаться как быстрою щукою, как по синему морю разгуливать и в глубины нырять да бездонные.
Обернётся он Финистомъ Соколом, полетит птицей лёгкой в подоблачье – по велению Рода Небесного, по хотению Волха Змеевича, завернёт он гусей и лебёдушек, станет бить в Небесах стаи малых птиц. Обернётся он волком да сереньким и поскачет по лесу дремучему; по велению Рода Небесного, по хотению Волха Змеевича, завернёт он медведей, и соболей, и куниц, и лис с горностаями. Или станет барашком кудрявеньким, и поскачет горами крутыми Он – по велению Рода Небесного, по хотению Волха Змеевича, завернёт он всех туров с оленями, горных коз да с могучими барсами. Обернётся он быстрою щукою – завернёт он всю рыбу севрюжину и белужину с осетринкою,- так охотиться стал Волхъ Змеевич сын.
Не туманы в полях расстилалися, то не буйные ветры взыгралися – то бежали туры златорогие из-за гор высоких Рипейских, да из сада из Ирия светлого; а навстречу им – Златорогий Тур, сам царевич-Змеевич Волхъ Огненный. Он такие слова турам сказывал: «Ой вы туры мои, туры ярые, вы ответствуйте мне да по совести: где же вы погуляли, родимые, и какое там чудо вы видели»? «Никакого мы чуда не видели, только видели мы, как из Ирия выходила девица да красная, да в одной рубашонке без пояса. Заходила она в море синее, а потом погрузилась до пояса, поглубилась она, раздевалася, белы груди свои показала нам. И вставала потом да на камушек, обливалась слезами горючими, тонким кружевом обтиралася, на четыре на стороны кланялась».
«Ой, вы туры мои, туры ярые! Вышла то не девица не красная, выходила сама Макошь-Матушка. Значит, скоро бывать здесь несчастию, значит, снова грозит царство Индрика, собирает все силы могучий Змей»! Задрожали туры, заблеяли, словно овцы друг к дружке прижалися. Побежал Ярый Тур к царству Индрика, первый раз скакнул – за версту скакнул, раз второй скакнул – уж не видно его; обернулся он Ясным Соколом, высоко летит по подоблачью, избивая гусей и лебёдушек, не щадя ни птиц, ни их детушек, удивляя своим непотребием.
Прилетел Сокол Волхъ к царству тёмному, на окошечко сел косящетое, приложился он ухом к окошечку и подслушал беседу змеиную. То не буйные ветры завыли здесь и не буря поднялась да с вихрями: то беседуют царь со царицею – Индрикъ-Змей с Пераскеей Змеихою. Говорит Пераскея да Индрику: «Ай ты, Индрикъ Змей, подземельный царь! Мне ночесь спалось, во сне виделось: со далёкого крайнего запада поднималася туча вся грозная, из-под тучи летел Финистъ Сокол Волхъ, а с востока летел – ворон чёрненький. И слетелись они в чистом полюшке, стали биться и силою меряться. Финистъ Сокол Волхъ – ворона выклевал, перья чёрные ворона выщипал, пух пустил его по подоблачью».
Отвечает Змей, подземельный царь: «Ты спала, Змея, сон ты увидела – не видать в Небесах синих Сокола, то тебе просто чудилось, глупая». И ещё сказал лютый Индрикъ-Зверь: «Собираюсь в поход я к Рипейским горам, покорю я всё царство заоблачное, разорю я Небесный весь Ирий-сад! И добуду из сада я Ирия золотые волшебные яблоки. Кто отведает злато яблочко, - тот получит вечную молодость, власть получит над всей поднебесной он, всех Богов станет он повелителем».
Отвечала Змеиха испуганно: «Не возьмёшь ты, Змей, царство светлое, не добудешь ты вечную молодость – золотые яблоки Ирия: чёрный ворон – то ты, подземельный царь, Финистъ Сокол – могучий и Огненный Волхъ». Рассердился тут лютый Индрикъ-Змей и схватил он царицу-пророчицу, и ударил её он о каменный пол, говорил при том таковые слова: «Не боюсь я Волха Змеевича, то ублюдок мой и Земли Сырой; на отца Он руки не поднимет – получу я райские яблоки»!
Тут слетал Финистъ Сокол с окошечка, обернулся враз добрым Он молодцем. Как Стрибогъ мощным ветром разносит огонь, так и Волхъ обронил Змею лютому: «Ай ты, Индрикъ-Змей, подземельный царь! Не прощу я тебе надругание над моею Славною Матушкой, не прощу и слова твои дерзкие»! Испугался тогда лютый Индрикъ-Змей и метнулся за двери железные, запирался запорами медными, схоронился и носа не казывал.
Но ударил сын Змея в те двери рукой – все запоры раскрылись и канули, и раскрылися двери железные, там увидел он лютого Индрика. Как схватил Волхъ да Индрика лютого и ударил его Он о каменный пол. Как ударил о пол – страшный гром пошёл, всколыхалася вся поднебесная. То не Финистъ Сокол крылом махнул – то махнул Волхъ могучею саблею и отсёк Змею Индрику голову, - и рассыпался Змей на змеёнышей. Все змеёныши – в щели попрятались, вышла к Волху жена Змея Индрика. Волхъ владыкою стал царства тёмного, также, пекельного и подземного. Править стал он нечистою силою, и возглавил Горынь и Змеевичей; добры змеи ему поклонилися, и женился на Пераскее Он.
Окружили тут Волха Змеевичи, и пришёл к нему Вий – подземельный князь, сын великого Змея да Чёрного, говорил ему таковы слова: «Ай ты, буйный Волхъ, змей великий царь! Аль не хочешь Ты покорить весь мир? Аль не хочешь достать яблок Ирия? Может, сил у тебя недостаточно»? И сказала тогда Пераскеюшка: «Их нельзя добыть боем-силою, значит, можно хитростью-мудростью, ты добыть их сумеешь, премудрый Волхъ»!
Захотелось тут Волху могущества, захотелось Ему вечной молодости, захватить Он решил царство светлое и добыть волшебные яблоки. Волхъ тогда побежал ко Рипейским горам, первый раз скакнул – за версту скакнул, раз второй скакнул – уж не видно его, долог путь до Ирия светлого. Обернулся он горностаюшкой, побежал по лесу дремучему, щукой ловкою в море сине нырнул, а из моря - вспорхнул белым гоголем. Он вскочил потом на лихого коня, соскочил с него милой овечкою. Обернулся затем Ясным Соколом, высоко полетел по подоблачью, прилетел он да к Ирию Светлому, сел на веточку райской Он яблони, хочет Он злато яблочко выклевать, чтоб обресть себе силу несметную.
Вдруг услышал Он: песня сладчайшая по Небесному Саду разносится, это Леля – Богиня прекрасная по Небесному Саду похаживает, золотыми кудрями потряхивает и сплетает веночек лазоревый, напевая всё песню печальную, перед Нею трава расступается. Её тонкий стан тканью лёгкой сокрыт, опоясан цветочной гирляндою, от шагов груди белы колеблются, а ступает она как лебёдушка, голосок Её – ручейком журчит, губы алы в такт песни колышутся. И заслушался Сокол той песнею и забыл про волшебные яблоки.
Тут ударили колокольчики, затрубили все трубы Небесные, набежали, слетелися стражники – и вспорхнул Финистъ Сокол да с яблони, только сизое пёрышко выронил, подняла это пёрышко Леля-Краса: «Ах, какое красивое пёрышко, видно, Соколу уж не понадобится». Отнесла перо во дворец к себе.
Только пёрышко Леля как выронит, тотчас об пол перо вдруг ударилось, обернулося – Волхомъ Змеевичем. Говорил ей речи Он сладкие, называл своею любимою: «Для тебя я не стал покорять Белый Свет, и оставил я царство подземное, я оставил жену Пераскеюшку, не мила она больше мне, Лелюшка! На тебя смотреть буду вечно я, не гони меня, Ты – судьба моя».
Услыхали шум сёстры Лелины, прибежали вмиг Жива с Мареною – тут же Волхъ превратился вновь в пёрышко. А сестрицы-то Лелю выспрашивают: «С кем, сестрица, ты тут разговаривала»? «А сама с собой», - отвечает им, а рукой выпускает вдруг пёрышко с правого рукава за окошечко: «Полетай, перо, в чистом полюшке, погуляй до поры и до времени, а придёт пора – так вернёшься ты, станешь снова Волхомъ Змеевичем».
Улетело перо в чисто полюшко – обернулося пёрышко Соколом. Днём летал Ясный Сокол по Небесам, а настало лишь время вечернее, полетел он опять к милой Лелюшке. Позвала Ясна Сокола Лелюшка: «Разлюбезный мой, Ясный Сокол Волхъ, ты явись ко мне, ты приди ко мне»! Финистъ Сокол влетает в окошечко, в пол ударился – стал добрым молодцем. И пошли разговоры весёлые, миловались они, целовалися.
Услыхали тут сёстры ревнивые – побежали к Сварогу Небесному: «Ты, Сварогъ наш Небесный, Отец родной! Знаешь, к Лелюшке гости повадились»! Встал Сварогъ и пошёл, входит к дочери. Финистъ Сокол же вновь обернулся в перо. «Ах вы, дочери, всё вам чудится!» - рассердился Сварогъ сам Небесный Царь. «Что напраслину вы возводите? За собою бы лучше присматривали»! Так сказал и ушёл, разсердясь, Сварогъ, недоволен, что так потревожили.
На другой день Жива с Мареною принимались за хитрости-мудрости, как стемнело – они на окошечке натыкали ножей и иголочек. Коль наколется гость на иголочку – путь забудет навеки Он к Лелюшке. Прилетел Финистъ Сокол к подруженьке, натыкался на острые ножички, бился, бился – лишь тело поранил своё, кровью алою всё обагрянил окно. И вскричал тогда Волхъ сын Змеевичев: «Вот как, Леля, меня ты здесь встретила»!
Леля в птицу тотчас обратилася, говорит она Соколу милому: «Я не знала об острых о ножичках, не серчай, мой любимый, не сказывай»! Финистъ злился и пуще поранился, он все крылья по пёрышку выщипал. А когда стал терять свою силушку, закричал тогда Финистъ Змеевичев: «Ты прости, прощай, Леля милая! Если вздумаешь отыскать меня, то ищи в тридесятом ты царстве меня, в тёмном царстве у гор у Кавказских. Ты истопчешь три пары железных сапог, обломаешь чугунных три посоха, и три каменных хлеба изгложешь, лишь тогда вновь увидишь ты Сокола»!
Так уж Родомъ Небесным написано, так уж, видно, завязано Макошью: разлучаться должны все влюблённые. Но порвать нить судьбы да возможно ли; для влюблённых – что расстояние? И собралась скорешенько Лелюшка, и пошла Она по дороженьке, по тропиночке со Рипейских гор, говорила Сварогу Небесному: «Не брани меня, милый мой Батюшка! Отпусти меня в путь-дороженьку! Видно Родомъ мне так уж написано, видно Макошью так уж завязано: отправляться мне в царство да в тёмное, выручать своего ненаглядного. Ты не жди меня, может, я не вернусь, но дойду я до Волха Змеевича»!
Много лет она шла, много зим она шла – всё брела полями широкими, пробиралась лесами дремучими и взбиралась на горы высокие. Песни птиц сердце Лелюшки радовали, ручейки лицо омывали Её, и леса Её привечали там, звери дикие к Ней все сбегалися, и жалели Её, и ласкали Её: овцы блеяли, лисы фыркали. А еноты мели ей хвостами путь, а ежи не кололи иголками. Истоптала три пары железных сапог, обломала чугунных три посоха, изглодала три каменных хлеба Она, не видать всё равно мила Сокола. «Отзовись, отзовись, Ясный Сокол мой, ты подай какую мне весточку»! Но молчит чёрен лес, только звери сидят на пеньках, в норах все пригорюнились. В кровь изранила Она ноженьки; там, где падали кровушки капельки – распускались цветы там чудесные; вот дошла Она до Кавказских гор.
Как у той ли у речки Смородины видит Леля: избушечка славная, на курящихся ножках вся вертится. Вкруг избушечки – с черепами тын. Попросилася Леля в избушечку: «Ой да вы, хозяин с хозяюшкой, Буйный Велесъ да с Бурей Ягою! Приютите меня, накормите-ка, и укройте от тёмной от ноченьки; это я, Леля, дочка Сварогова»! «Что ж, будь гостьей, милости просим. Куда держишь ты путь, Леля милая»?
«Много лет, много зим я по свету иду: всё ищу я Финиста Сокола, распрекрасного Волха Змеевича; аль не знаете ль вы, где искать мне его»? «Ох и трудно тебе найти Сокола! Финистъ Сокол живёт в царстве пекельном, на Змее Пераскее женился Он, да на бывшей жене Змея Индрика. Было раньше у Сокола времечко, он легко парил по подоблачью, уж он бил гусей и лебёдушек, а сейчас у него жизнь семейная: посадили его в злату клеточку, на серебряну, тонку палочку, будто резвые ножки в опуточках, постарайся вернуть ты Змеевича».
А наутро прощалася Лелюшка с Бурей Виевной, да с Буйным Велесомъ. И сказала тут Леле хозяюшка, провожая Её от избушечки: «Вот бери Ты подарочек, Лелюшка, золотое волшебное яблоко, вместе с ним да и блюдце серебряно, ты возьми их с собой, не сочти уж за труд. Как покатишь по блюдечку яблоко – всё, что хочешь в том блюдце увидишь Ты. Лишь скажи тихо слово заветное: покатись, покажись, злато яблочко»!
Тут и Велесъ проснулся, расщедрился: бросил наземь с плеча Он клубок шерстян: «Ты ступай вслед клубку, Красна Девица; куда катится он – путь туда свой держи, приведёт Тебя к Финисту Соколу. А ещё вот свирель, Дева милая: ты подуешь в неё – и услышит Волхъ песнь твою, где б Ты ни находилася»! До земли Дева им поклонилася и отправилась в путь – Волха дальше искать, а хозяева улыбнулися и пошли да в избу миловатися.
Вот пришла Леля в царство подземное, горы там – в облака упираются, и дворец стоит между чёрных скал, смотрит дева, не видно ли Сокола. У дворца стала Леля похаживать и катать по блюдечку яблоко: «Покатись, покажись, злато яблочко, покатись-ка по блюдцу серебряну, покажи мне Финиста Сокола, жениха моего ненаглядного»! Покатилось по блюдечку яблочко, - показало ей Волха Змеевича.
Увидала то Пераскея-Змея – ей понравилось блюдце волшебное. «Не продашь ли ты, Леля, забавушку?» - вопрошает её Пераскеюшка. «Не продам – это блюдце заветное; не забава, подарено Матушкой. А завет мой таков: ночку тёмную провести с твоим мужем да с Соколом». «Не беда, - думает Пераскеюшка. – Опою-ка я Финиста Сокола, Он всю ночь будет спать, как убитый зверь, ну, а утром мне блюдце достанется».
А в ту пору летал Финистъ по Небесам, избивая гусей и лебёдушек, птиц Небесных к себе заворачивая. Вот слетел и ударился о Землю, обернулся вновь Волхомъ Змеевичем. Опоила его Пераскея-Змея – поднесла Ему чашу да сонную, и заснул тотчас Финистъ Змеевич Волхъ, повалился на лавку, как скошенный. «Что ж, иди, - так шипит змея Лелюшке. - Забирай на ночь Финиста Сокола: твой на всю эту ночь, мой же будет Он днём, не забудь уговор, красна девица».
Подошла Леля к спящему Финисту: «Ты проснись-пробудись, Ясный Сокол мой! На меня погляди, к сердцу крепко прижми! Много лет прошло, много зим прошло. Я к Тебе, Волхъ любимый, по свету пришла – башмаки истоптала железные, обломала три посоха тяжкие, изглодала три каменных хлебушка. Всё Тебя, Ясный Сокол, по свету ищу, просыпайся, любимый Змеевич мой! Посмотри: здесь стоит Твоя Лелюшка, быть не может, чтоб Ты позабыл уж меня»! Целовала в уста Его сахарны, прижимала Его к своей белой груди. Но не слышал Волхъ зачарованный, Пераскеей-Змеей околдованный.
Занималася зорька уж ясная, поднималося Солнышко Красное, в Небесах гасли звёздочки частые, спал на лавке Волхъ Сокол Змеевичев. Тут настало и утро тревожное, подошла Пераскея да к Лелюшке: «Что ж, давай мне скорей моё блюдечко – уговор не забыла ли, девица»? Протянула ей блюдечко Лелюшка: делать нечего – спит Волхъ Змеевичев. А Змеиха клубочек рассматривает: «Не продашь ли ты, Леля, забавушку»? «Не продам – это тоже заветное; не забава, подарен он Матушкой. А завет мой таков: ночку тёмную провести с твоим мужем да с Соколом». «Не беда, - думает Пераскеюшка. – Опою-ка я Финиста Сокола, Он всю ночь будет спать, как убитый зверь, ну, а утром клубочек я выманю».
Целый день пролетал Финистъ по Небесам, избивая гусей и лебёдушек, птиц Небесных к себе заворачивая. Вот слетел и ударился о Землю, обернулся вновь Волхомъ Змеевичем. Опоила Его Пераскея-Змея – поднесла Ему чашу да сонную, и заснул тотчас Финистъ Змеевич Волхъ, повалился на лавку, как скошенный. «Что ж, иди, - так шипит змея Лелюшке. - Забирай на ночь Финиста Сокола: твой на всю эту ночь, мой же будет Он днём, не забудь уговор, красна девица».
Подошла Леля к спящему Финисту: «Ты проснись-пробудись. Ясный Сокол мой! На меня погляди, к сердцу крепко прижми! Много лет прошло, много зим прошло. Я к Тебе, Волхъ любимый, по свету пришла – башмаки истоптала железные, обломала три посоха тяжкие, изглодала три каменных хлебушка. Всё Тебя, Ясный Сокол, по свету ищу, просыпайся, любимый Змеевич мой! Посмотри: здесь стоит твоя Лелюшка, быть не может, чтоб Ты позабыл уж меня»! Целовала в уста Его сахарны, прижимала Его к своей белой груди. Но не слышал Волхъ зачарованный, Пераскеей-Змеей околдованный.
Занималася зорька уж ясная, поднималося Солнышко Красное, в Небесах гасли звёздочки частые, спал на лавке Волхъ Сокол Змеевич. Тут настало и утро тревожное, подошла Пераскея да к Лелюшке: «Что ж, давай мне скорей мой клубок шерстян – уговор не забыла ли, девица»? Протянула клубочек ей Лелюшка: делать нечего – спит Волхъ Змеевичев. А Змеиха к свирели присматривается: «Не продашь ли ты, Леля, забавушку»? «Не продам – то свирелька заветная; не забава, подарена Матушкой. А завет мой таков: ночку тёмную провести с твоим мужем да с Соколом». «Не беда, - думает Пераскеюшка. – Опою-ка я Финиста Сокола, Он всю ночь будет спать, как убитый зверь, ну а утром свирель мне достанется».
Целый день пролетал Финистъ по Небесам, избивая гусей и лебёдушек, птиц Небесных к себе заворачивая. Вот слетел и ударился о Землю, обернулся вновь Волхомъ Змеевичем. Опоила Его Пераскея-Змея – поднесла Ему чашу да сонную, и заснул тотчас Финистъ Змеевич Волхъ, повалился на лавку, как скошенный. «Что ж, иди, - так шипит змея Лелюшке. – Забирай на ночь Финиста Сокола: твой на всю эту ночь, мой же будет Он днём, не забудь уговор, красна девица».
Подошла Леля к спящему Финисту: «Ты проснись-пробудись, Ясный Сокол мой! На меня погляди, к сердцу крепко прижми! Много лет прошло, много зим прошло. Я к тебе, Волхъ любимый, по свету пришла – башмаки истоптала железные, обломала три посоха тяжкие, изглодала три каменных хлебушка. Всё Тебя, Ясный Сокол, по свету ищу, просыпайся, любимый Змеевич мой! Посмотри: здесь стоит Твоя Лелюшка, быть не может, чтоб Ты позабыл уж меня»!
Целовала в уста Его сахарны, прижимала Его к своей белой груди. Но не слышал Волхъ зачарованный, Пераскеей-Змеей околдованный.
Занималася зорька уж ясная, поднималось Солнышко Красное, в Небесах гасли звёздочки частые, спал на лавке Волхъ Сокол Змеевич. Тут упала слезиночка жгучая на щеку Волха – Финиста Сокола, пробудился Волхъ Сокол Змеевич: «Здравствуй, Леля моя распрекрасная»! Сговорились тут Финистъ да с Лелею и бежали из царства из пекельного. По утру Пераскея хватилася, подняла дикий вой и шипение, во все трубы трубить приказала она: «Убежал подлый Сокол да с Лелею»! Тут сбежалась к ней нечисть вся чёрная – прибежал и сам Вий подземельный князь, и Горыня, Усыня с Дубынею, солетелися змеи летучие, приползли к ней и змеи ползучие – и все ринулись да в погонюшку. Из норы ползли – озиралися, по песку ползли – извивалися: «Волха мы доведём до погибели и засадим в темницу изменщика»!
Финистъ Сокол тем временем с Лелею добежали до речки Смородины. Как у той ли у речки Смородины повстречались им Велесъ да с Бурею, и сказали они Леле с Финистом: «Вы бегите скорей в Царство Светлое ко Рипейским горам к Саду Ирию; мы задержим погоню у реченьки». Переправились Финистъ да с Лелею – и погоня приблизилась к реченьке. Как увидели змеи да Велеса с Бурей Виевной у речки Смородины, тут же все они в норы попрятались, Вий и Виевичи разбежалися, лишь Змея Пераскея ощерилась и набросилася да на Велеса. «Финист Сокол – мой, пропусти меня! Я верну себе Волха Змеевича»!
Отвечал Велесъ ей, буйный скотий Бог, раскатился гром в царстве да в пекельном: «Ах Змея, лихоманка паскудная! Променяла ты Волха на малое: на клубок, на свирель да на блюдечко, ну а Леля за ним на край света пришла! Башмаки истоптала железные, посохи обломала чугунные и хлеба все изгрызла каменные; вот что значит Любовь Несказанная! А тебя, мерзку тварь да продажницу я вовеки теперь не помилую»! Тут стряхнул Пераскею Велесъ скоренько, и притопнул ногой её, гадкую, раздавил он змею ядовитую, ну а блюдце вернул своей Виевне. Он свирель отобрал и клубок свой шерстян, положил их в котомку парчовую.
Побежали Волхъ вместе да с Лелею ко Рипейским горам к Саду Ирию. Обернулся Он туром, а Лелюшка да на спину уселась на ярую. Он скакнул первый раз – за версту скакнул, раз второй скакнул – уж не видно их. Обернулся Волхъ серым волком теперь, обернулася Леля волчицею, побежали они по дремучим лесам, обернулися щуками быстрыми и поплыли по морюшку синему, обернулися птицами светлыми – полетели они по подоблачью.
Прилетел Финистъ Сокол да с Лелею ко Рипейским горам к Саду Ирию, о сырую о Землю Он ударился, обернулся вновь сизым пёрышком; Леля спрятала сизо пёрышко и пришла ко Сварогу Небесному; так Её вопрошал наш Небесный Отец: Где же Ты была, дочь любимая»? «Я гуляла по Свету по Белому». «Говорили мне ветры свирепые, как летала Ты вместе да с Соколом, говорили и волны мне синие, как Ты в море поплавала с щукою; нашептали леса мне дремучие, как Ты с волком волчицею бегала, рассказало мне Солнышко Красное, как на туре на буйном скакала Ты. Покажи-ка мне Волха Змеевича – удалого да Финиста Сокола»! Обронила тут Лелюшка пёрышко – обернулось оно Ясным Соколом. Финистъ Сокол Сварогу Небесному уважения много высказывал. «Что ж, - сказал Сварогъ, - видно Родъ так решил, видно так завязано Макошью – мы сыграем свадьбу Небесную, ты возьми-ка, Волхъ, Лелю за рученьку»!
И сыграли они свадьбу в Ирии, стала Леля женою Змеевича, удалого да Финиста Сокола, веселилася вся поднебесная. На той свадьбе как все веселилися, лился хмель и плясали Змеевичи. И явились на свадьбу желанные: сам Перунъ Громовержец да с Дивою, и Стрибогъ, и Семарглъ да с Велесомъ, не забыл Велесъ про Бурю-Виевну, и пришла тут Корова Небесная, Хорсъ с Зарёй-Зареницей и Месяцем, Макошь с Долею и Недолею, и Марена пришла вместе с Живою, и Горыня с Дубыней, с Усынею – ведь они – тоже братья-Змеевичи.
И слетелись на свадебку славную со всего Света Белого пташечки, и сбежались свирепые звери, и сошлись златорогие туры, прибежали барашки кудрявые, овцы радостно в стойлах заблеяли, танцевали в лесах даже ёжики, а еноты в полях кувыркалися. Веселился тогда весь подсолнечный мир, веселилось и царство подземное, пировало и Царство Небесное, продолжается свадьба весёлая!

«Песни птицы Гамаюн». 10-й клубок.

Алатырь-камень во садочке стоит, во зелёном садочке на яблоне Гамаюн спускалась, присаживалась, Веща птица готовилась песни пропеть.
Как садилась она – стала песни петь, распускала свой хвост до сырой земли, и смотрела на красных молодцев, заводила рассказ о больших делах.
Как у камня того, камня белого, собирались-съезжались да сорок царей, собирались и сорок князей. А князья те – со князевичем, сорок Витязей славных, сорок мудрых Волхвов.
Собирались они, соезжалися, вкруг той птицы рядами рассаживались, стали птицу-певицу они пытать, о былом её стали расспрашивать: «Птица Вещая, птица Мудрая, много знаешь ты, много ведаешь; ты скажи, Гамаюн, спой-поведай нам о рожденье Даждьбога прекрасного, сына Бога Перуна могучего и русалки Роси, его жёнушки. И о битве Даждьбога с Перуномъ-Отцом, как они поборолись-браталися».
Отвечала им птица великая, так рекла Гамаюн Многомудрая: «Вы сидите да слушайте, молодцы, ничего не сокрою, что ведаю».
По лесам по дремучим, по шёлковым травам – вдоль Днепра, по крутому его славну берегу – сам Перунъ Громовержец проезживал.
На другом бережку сидят девицы: то не девы – русалки прекрасные, поют песни, пуская венки по волнам, девы милые, полногрудые.
А одна красна девица смелой была, отплыла она от подруженек, присмотрелась к Перуну могучему; она пела ему и пускала венок: «Если б кто, добрый молодец, Днепр переплыл, поборол бы его многомощный поток – за того бы за молодца замуж пошла, будь он стар, будь он молод, иль беден, богат».
Поднял брови густые могучий Перунъ и заслушался песней русалки Роси. Загорелась тут в жилах Перуновыхъ кровь, удалая вскружилась его голова. Он снимал вмиг с себя всю одежду свою и кидался-бросался в могучий Днепр. Он поплыл через Днепр сизым гоголем: переплыл через первую струечку, и вторую струю без труда переплыл, третья струйка же тут взволновалася, закрутила Громовника грозного – и отбросила вновь на крутой бережок.
Тут промолвил Перуну могучий Днепр: «Громовержец Перунъ, многомощный Бог! Ты не плавай, Перунъ, по моим волнам, мои волнушки все свирепые: струйка первая – хладом холодным полна, а вторая струя, как огонь – сечёт, третья ж струечка – заворачивает. Отойди ты скорей от моих берегов»!
Вновь Перунъ да бросался в могучий Днепр. Днепр Перуна да с силой отбрасывал, как отбрасывал – приговаривал, рассердясь на Бога могучего: «Не видать тебе моей дочери! Не гневи, Перунъ, Рода-Батюшку, Ладу-Матушку-Богородицу и жену свою Диву-Додолушку»!
Тут запела Рось – песнь печальную: «Видно нам с тобою не встретиться. Видно мне, Рябинушке тонкой, век качаться без дуба высокого»!
Крикнул тут Роси мощный Бог Перунъ – раскатился гром по подоблачью: «Не могу переплыть я могучий Днепр, не могу я стать твоим мужем, Рось! Но прошу я тебя – стань у берега, стань у камушка у горючего, покажи мне лицо своё ясное, я стрелу пущу позлачёную». Встала Рось у камня горючего, показала лицо своё ясное.
Тут снимал Перунъ лук тугой с плеча, натянул он тетивочку шёлкову – он пустил стрелу позлачёную. И сверкнула стрела, будто молния, раскатился тут в поднебесье гром. Рось тогда укрылась за камушком –та стрела ударила в камушек.
И возник на том белом на камушке – образ огненный, человеческий: сын Перуна-Отца и русалки Роси. И тогда прогремел мощный Бог Перунъ: «Высечь сына тебе да из камушка – лишь Сварогъ Небесный поможет один, призови, Рось, Сварога Великого»!
Так изрёк Перунъ и поехал прочь, а русалка – слезами умылася: посмотрела вослед Рось Громовнику, её хвост да на камне поблёскивал.
Призвала Рось Сварога Небесного. Трое суток он камень обтёсывал, бил по камню горючему молотом. Так родился Даждьбогъ Тархъ Перуновичъ.
Его ноженьки – все серебряны, его рученьки – в красном золоте, а во лбу его – Солнце Красное, а в затылке его – Ясный Месяц горит, по косицам его – звёзды частые, за ушами его – зори ясные, на ушах сидят – птицы певчие.
Обнимала сына русалка Рось. И сказал Даждьбогу – Великий Сварогъ: «Нужен конь тебе богатырский, Тархъ, чтоб скакал быстрее он молнии, чтоб летал он быстрей самых быстрых ветров, чтоб ты мог на нём целый год скакать!
Ты ступай, Даждьбогъ, ко высоким горам, ты ступай к пещере глубокой в них. Там двенадцать дверей, все железные, там двенадцать запоров, все медные. В той пещере стоит богатырский конь, цепью тяжкой к столбу он прикованный. Разломай эти двери железные – конь услышит тебя и сорвётся с цепей. Удержать тогда ты коня сумей, не удержишь – себя опозоришь вовек»!
И пошёл Даждьбогъ ко высоким горам, и нашёл он пещеру глубокую. Стал разламывать дверь Тархъ железную. Тут услышал его богатырский конь и, заржав, сорвался с цепей своих, разломал все двери железные. Он хотел на волюшку вырваться.
Тархъ Даждьбогъ на коня того вскакивал и обуздывал, и осёдлывал, а затем задал он да такой вопрос: «Кто меня сильней, кто смелей меня, кто хитрей меня, кто красивее? Есть быстрее ли конь – моего коня? Есть ль умнее кто Тарха Перуновича»?
И сказала Даждьбогу русалка Рось: «Я бы рада была б уродить тебя да в Перуна Громовника – смелостью, в Светогора могучего – силою, ну а хитростью – в Волха Змеевича, но не так было Макошью связано. Но и ты хорош, молодой Даждьбогъ, и тебе нельзя на свой Рокъ пенять».
Был Даждьбогъ великий на возрасте, словно сокол ясный на возлете. Научился узлы он завязывать, научился клубки он прочитывать, и играть на гуслях яровчатых, славить Бога Сварога Небесного, и Семаргла, и Рода-Пращура. Обучился и бою он грозному, научился с крутой и с носка спускать; стал Тархъ к девицам да присматриваться.
На крутую он хаживал горочку, и кричал, и звал зычным голосом: «Даст ли мне Сварогъ поединщика, чтоб под стать был мне он по силушке»?
И пошла про Даждьбога так слава-молва – и великая слава, немалая, да по всем городам и украинам, доходила она до Рипейских гор, и до сада до Ирия светлого, до Перуна – Бога могучего. Как услышал слова те хвастливые, призадумался грозный Бог Перунъ.
Громовержец Перунъ собираться стал, обуздал он коня – Сивку грозного, брал и стрелы свои золочёные, брал свою он булатную палицу. Конь его бежит – Мать-Земля дрожит, изо рта – пламя пышет, из ушей – дым валит. У коня да у Сивки – жемчужный хвост, его гривушка – вся золочёная, крупным жемчугом грива унизана, а в очах у него – камень аленький, куда взглянет он - всё огнём горит, из ноздрей валит – непроглядный дым.
Сотворились тогда чудеса – растворились тогда Небеса. И поехал Перунъ да на Сивке-коне, золотою главой потрясая, в небо молнии посылая. И спустился он в чисто полюшко, и поехал по полюшку славному, грудь свою копьём ограждал Перунъ и Небесный Конъ утверждал Громовник. С гор на горы он перескакивал, он с холма на холм перемахивал, мелки реченьки промеж ног пускал, путь не близок до Тарха могучего.
Переехал он лесушки тёмные, переехал поля Царачинские, до Днепра доехал могучего. Мать Земля под ним сотрясалася, во Днепре вода всколебалася, в поле травушки приклонилися.
Услыхала Рось поступь грозную и сказала Перуну могучему:
- «Уж ты здравствуй, Перунъ сын Сварожичевъ»!
- «Что ж, ты знаешь меня и по отчеству»?
- «Как орла не узнать мне по вылету, не узнать, как Перуна по выезду»?
И ещё ему Рось так промолвила:
- «Ой, ты гой еси, грозный Бог Перунъ! Ты не вспыльчив будь, а будь милостив: ты Даждьбога найдешь в чистом полюшке, не сруби ты у сына головушки. Наш сынок Даждьбогъ молодёшенек, он на буйные речи заносчивый, и в делах своих неуступчивый».
Выезжал Перунъ в чисто полюшко, выезжал на холм на окатистый, на окатистый холм, на угористый – и увидел: с восточной сторонушки едет Тархъ Даждьбогъ на лихом коне.
Мечет он булатную палицу чуть пониже ходячего облака, а другою рукою прихватывает, как пером лебединым поигрывает, а при этом он так приговаривает: «Ай ты, палица, ты булатная! Нет мне равного поединщика, на горе ли крутой, в чистом полюшке, и во всех трёх Царствах Свароговыхъ. Что же делать мне, горемычному – не с самим собою ли драться мне»?
Отвечал ему Громовержец-Перунъ: «Уж те полно, Тархъ, похваляться-то, слово глупое – пред собою нести, молоко на губах не обсохло ещё! Уж мы съедемся в чистом полюшке, мы поборемся-побратаемся. Ты нашёл, Даждьбогъ, поединщика – да кому Родъ Небесный поможет здесь»?
Ото сна будто Тархъ пробудился вмиг, повернул враз коня он к Громовнику, и съезжался с Перуномъ во полюшке, разозлился, как будто изгаженный. То не горушки в поле столкнулися, то столкнулись два Бога могучие, воевала то Мудрость с заносчивостью, то отец с сыном глупым сходилися.
Тут поднял булатную палицу сам Перунъ-Громовержец, могучий Бог, ударял той булатною палицей по щиту он Даждьбога хвастливого – на три части распался даждьбожий щит, на три части сломилася палица, удивился Даждьбогъ, ничего не сказал, только левой рукой лоб дурной почесал.
Вновь разъехались в чистом полюшке, сшиблись копьями долгомерными – и сверкнули они, будто молнии. Только копья те посгибалися на три части они разломалися. Ударялись и саблями острыми – на три части сломилися сабельки; тут Перунъ удивился несказанно.
Как они боролись-браталися – содрогалася Мать Сыра Земля, расплескалось и морюшко синее, приклонилися все дубравушки. Над Землёй всколебался Небесный Свод, под Землёй шевельнулся и Юша-Змей; звери дикие – все попрятались, рыбы красны – в пещерах сховалися.
Тут сходили они со могучих коней, опускались они на Сыру Землю. Стали биться они врукопашную. Они бились-дрались трое суточек. И ослаб вдруг Перунъ, и ослаб Громовник: подвернулася права ноженька, ослабела и левая ручушка.
Пал Перунъ славный Бог да на Землю Сыру, а Даждьбогъ ему сел да на белую грудь; сам не чаял такого расклада он; никогда не встречался противник ему – силой, славой который достоин его: «Ты скажи, Бог могучий, как имя твоё, назови свое имя да отчество», - попросил так Даждьбогъ поединщика, в ожидании замер ответа он.
«Я приехал из Ирия светлого, я Перунъ Громовержец, Сварога сын», - так ему отвечал его батюшка, усмехался он лёжа да в русы усы.
Тут вскочил враз Даждьбогъ да с Перуна груди, брал его он за белые ручушки: «Ты прости же меня за такую вину, что сидел на тебе в скудоумии. Я не ведал, не знал, что отец мой родной предо мною лежит в чистом полюшке; если можешь, прости за моё хвастовство, встань, Перунъ, - ты родимый мой батюшка»!
Помирились они, побраталися и вскочили они на буланых коней, и к Роси да поехали матушке. Говорил тогда ей молодой Даждьбогъ: «Ой ты, Рось, ты родимая матушка! Отпусти меня ко Рипейским горам, отпусти ко Сварогу Небесному, я уехать хочу с моим батюшкой».
Попрощался Даждьбогъ с Росью матушкой и поехал с Перуномъ он к Ирию. Так закончился их поединок лихой, так отец вместе с сыном браталися.

«Песни птицы Гамаюн». 11-й клубок.

Алатырь-камень во садочке стоит, во зелёном садочке на яблоне Гамаюн спускалась, присаживалась, Веща птица готовилась песни пропеть. Как садилась она - стала песни петь, распускала свой хвост до сырой земли, и смотрела на красных молодцев, заводила рассказ о больших делах.
Как у камня того, камня белого, собирались-съезжались да сорок царей, собирались и сорок князей. А князья те – со князевичем, сорок Витязей славных, сорок мудрых Волхвов.
Собирались они, соезжалися, вкруг той птицы рядами рассаживались, стали птицу-певицу они пытать, о былом её стали расспрашивать: «Птица Вещая, птица Мудрая, много знаешь ты, много ведаешь; ты скажи, Гамаюн, как женился Даждьбогъ на младой Златогорушке Виевне».
Отвечала им птица великая, так рекла Гамаюн Многомудрая: «Вы сидите да слушайте, молодцы, ничего не сокрою, что ведаю».
О, ты удаль, ты молодецкая, сила буйная да кровь кипучая! Добры молодцы славы не ищут себе, а она их сама добивается. Как поехал Даждьбогъ да по полюшку, едет – песни поёт да насвистывает. Да не видно, где Тархъ в стремена вступил, только видно в том полюшке – пыль столбом.
Тут увидел Даждьбогъ: в чистом полюшке поляница-наездница странная. «Что за чудо-чудесное вижу я здесь? Поляница во полюшке катится, а под нею-то конь, будто лютый он зверь, а сама-то – спит крепко-накрепко! Али ищет она да погибель свою, али сила в ней несказанная»?
Тут вскричал Даждьбогъ зычным голосом: «Ой да ты, поляница могучая! Спишь ты впрямь, или ты притворяешься? Не ко мне ли ты так подбираешься»? Поляница ж молчит – не ворохнется.
Разгорелось тут сердце Даждьбогово: взял Даждьбогъ булатную палицу, ударял поляницу могучую. Поляница ж сидит – не ворохнется, на Даждьбога она не оглянется.
Ужаснулся Даждьбогъ и отъехал назад, озадаченно он озирается: «Видно смелость во мне всё по-старому, только силы во мне не по-прежнему, коль не справился я с поляницею, коль не смог разрубить её палицей».
Видит он: дуб стоит в чистом полюшке. Наезжал на него Тархъ Перуновичъ и ударил его своей палицей – и расшиб он сырой дуб на щепочки. «Значит, силы в Даждьбоге по-старому, видно смелость во мне не по-прежнему, коль не справился я с поляницею, коль не смог разрубить её палицей».
Разъезжался Даждьбогъ сын Перуновичъ, вновь наехал на ту поляницу он – и ударил её в буйну голову, чуть не вывихнул руку могучую. Поляница ж сидит – не ворохнется, на Даждьбога она не оглянется.
Ужаснулся Даждьбогъ и отъехал назад, озадаченно он озирается: «Видно смелость во мне всё по-старому, только силы во мне не по-прежнему, коль не справился я с поляницею, коль не смог разрубить её палицей».
Видит он: скала в чистом полюшке. Наезжал на неё Тархъ Перуновичъ и ударил булатною палицей – вмиг разбил на мелкие камушки. «Значит, силы в Даждьбоге по-старому, видно смелость во мне не по-прежнему, коль не справился я с поляницею, коль не смог разрубить её палицей».
Разогнался Даждьбогъ сын Перуновичъ, вновь наехал на ту поляницу он – и ударил её в буйну голову, и отшиб он себе прав рученьку.
На коне поляница сворохнулась, на Даждьбога она тут оглядывалась: «Я-то думала: мухи кусаются, оказалось – то добрый здесь молодец»! Ухватила она Тарха Перуновича – да за длинные кудри за самые, опустила его во хрустальный ларец, а ларец заперла быстро ключиком.
И поехала снова к Рипейским горам. Едет целый день вплоть до вечера, едет тёмную ночь до рассвета она, напевая весёлую песенку.
А на третьи на сутки её славный конь стал под нею брести-спотыкаться, как сыч. Она била его плёткой шёлковой и такие слова при­говаривала: «Ах ты, волчья сыть, травяной мешок, ты чего подо мной спотыкаешься? Али ты разучился по полю ходить, али плёткой давно ты не потчевался»?
Тут ответил ей богатырский конь: «Ой ты гой еси, поляница моя, Златогорка, дочь Вия подземного! Ты прости уж меня, неразумного: третьи сутки иду я без отдыха, и везу двух могучих я всадников, вместе с ними – коня богатырского. Знаешь ли, кто в ларце твоём прячется? Витязь силою тот послабее тебя, ну а смелостью он похрабрее тебя; лучше вытащи ношу из ларчика, пожалей меня, горемычного»!
Тут опомнилась вмиг Златогорушка, доставала хрустальный ларец из сумы, отпирала златым его ключиком, вынимала Даждьбога Перуновича: «Ах, удалый ты, добрый Тархъ-молодец! Сделай ты мне великую заповедь, ты возьми-ка меня да в замужество. Будешь жить тогда ты по-прежнему. Коль откажешься – будешь пенять на себя: на ладонь положу, а другою прижму; только мокрое место останется! Буду я тебе жёнушкой верною».
- «Златогорка, дочь Вия подземного! Отпусти ты меня жить по-прежнему, я согласен на заповедь вечную, я приму здесь с тобой золотой свой венец»! – отвечал ей Даждьбогъ Тархъ Перуновичъ.
   Поскакали они ко Рипейским горам, да к Великому Ирию светлому. Встретил их Сварогъ с Ладой-Матушкой. И спросил Сварогъ Златогорушку: «Ты кого привезла, Златогорушка»?
- «Привезла я могучего Витязя, удалого Тарха Перуновича. Скуй, Сварогъ, нам Свадьбу Небесную»!
И сковал Сварогъ золотые венцы, Златогорка и Тархъ – поженилися. Целый день они целовалися, целу ночь они миловалися.
Далеко-далеко в чистом полюшке поднималася пыль и стелился ковыль. Проезжали там добрый молодец, молодой Даждьбогъ сын Перуновичъ и жена его – Златогорушка, поляница – дочь Вия подземного. Путь держали они к Араратским горам, чрез моря, чрез леса перемахивали.
А когда подъезжали к Святой горе, обнаружили чудо там чудное, обнаружили диво там дивное, плащаницу нашли несказанную. А на ней – алой кровью написано: «Тот в гроб ля­жет – кому в нём лежать суждено».
Тут спустились они со могучих коней и ко гробу тому наклонилися. И спросила тогда Златогорушка: «А кому в этом гробе лежать суждено? Ты послушай меня, милый муж мой Даждьбогъ, ты ложись-ка во гроб да примеряйся, этот гроб на тебя, может, вырублен? Заготовлен стоит, пригорюнился».
Тут ложился Даждьбогъ в тот огромный во гроб, только гроб ему тот не поладился: и в длину он длинён, в ширину-то широк, неудобен, отёсы царапаются.
Призадумалась Златогорушка, говорит тогда таковы слова: «Ты Даждьбогъ могучий, Перуна сын, выйди ты из гробницы той каменной. Я теперь прилягу, примеряюсь: может, мне этот гроб да покажется».
И легла Златогорушка в каменный гроб. Златогорке гроб сразу поладился: и в длину в самый раз, в ширину не широк. И сказала тогда Златогорушка: «Ай же ты, Даждьбогъ, мой любезный муж, ты покрой-ка и крышечкой белою, полежу я в гробу, полюбуюся, ведь не каждый день можно порадоваться».
Отвечал Златогорке могучий Даждьбогъ: «Не возьму, Златогорка, я крышечки: шутишь шуточку ты неразумную, ты себя хоронить собираешься»!
Тут взяла Златогорушка крышечку и закрыла ею свой каменный гроб. Полежала она, по­ворочалась, захотела поднять – да не может уже. Говорит она Тарху Перуновичу: «Ай же ты, Даждьбогъ, сын Перуновичъ, мне в гробу лежать тяжелёшенько, ты открой скорей крышечку белую, ты подай мне свежего воздуха». Взял Даждьбогъ ту крышечку белую – только крышечка не поднялася, даже щёлочка не открылася.
Так сказала тогда Златогорушка: «Ты разбей, милый муж, крышку белую, вынь меня из гроба глубокого; надоело лежать: несуразицу, видно, я попросила немалую».
Тархъ ударил булатною палицей вдоль той крышечки тяжкой, да каменной. А куда ударял он да палицей – становился там обруч прикованный.
Тут сказала ему Златогорушка: «Ты возьми, Даждьбогъ, сын Перуновичъ, кладенец – мой меч заколдованный. Бей скорей им по гробу глубокому, поперёк ударь крышки каменной, размахнись что есть полной да силушки»! Но не смог поднять этот меч Даждьбогъ, напрягался, напрасно лишь тужился.
Так сказала ему Златогорушка: «Наклонись-ка ко мне к малой щёлочке, я дохну в лицо твоё белое – у тебя враз прибавится силушки». Наклонился Даждьбогъ Тархъ Перуновичъ, и дохнула в него Златогорушка – силы в нём прибавилось вчетверо, подошёл он к мечу своей суженой.
Тархъ Даждьбогъ поднял враз тот могучий меч и ударил по гробу глубокому – и посыпались искры да в стороны, только всё ни к чему не заладилось. Как ударил он да мечом-кладенцом – становился там обруч прикованный. Опечалился Тархъ, сын Перуновичъ.
Говорила ему Златогорушка: «Мой любимый муж, молодой Даждьбогъ! Видно, мне уж не выйти на волюшку. Отыщу здесь свою я кончинушку. Съезди ты к моему да к родителю, к Вию-Князю в царство подземное, передай ему мой последний поклон и проси прощения вечного, не забудь ты свою Златогорушку»!
Отправлялся Даждьбогъ сын Перуновичъ от жены своей Златогорушки – в царство пекельно, в царство подземное ко Кавказским горам с поручением.
И приехал он к Вию да к тёмному и сказал ему таковы слова: «Здравствуй Вий, подземельный и тёмный Князь! Я привёз поклон-челобитие от любимой родной твоей дочери, от моей жены Златогорушки. Она просит прощения вечного.
Ехав мы полю широкому, повстречали гробницу отрадную – улеглася в неё Златогорушка. И не может оттуда подняться вовек. Видно Макошью так уж завязано, видно Родомъ самим так повелено, нам не жить с Златогоркой, не радоваться. Не серчай, грозный Князь, не вели казнить: во гробу том оставил я сердце моё».
Рассердился тут Вий, подземельный да Князь, сын великого Змея да Чёрного: «Это ты убил Златогорушку – и посмел прийти в царство тёмное! Ты послушал её неразумности, сам загнал её в гроб да своею рукой. Не женился бы ты да на дочери, видел б я пред собой Златогорку свою»!
Закричал тут Вий зычным голосом и созвал к себе силы тёмные: «Поднимите мне веки да тяжкие, я взглянуть хочу на предателя! Дай мне руку Даждьбогъ, сын Перуновичъ: я пожму её на прощание».
А Даждьбогъ же могучий тем временем раскалил на огне булаву свою, протянул он её Вию грозному, не заметил её Княже пекельный.
Он схватил булаву раскалённую и взглянул на Даждьбога на светлого. Тут завыл, закричал подземельный Князь, рассердился Вий пуще прежнего: «Здесь не место тебе, светлый Солнечный Бог! Ты впускаешь свет в царство да в тёмное! Дам прощение я своей дочери! Убирайся скорее в свой подсолнечный мир»!
И уехал Даждьбогъ сын Перуновичъ ко своей жене Златогорушке, передал ей прощение вечное. Златогорка с Даждьбогомъ прощалася и в гробу том навек упокоилась.
А на том гробу начертал Даждьбогъ: «Здесь лежит Златогорушка Виевна. По велению Макоши-Матушки, да по Воле Рода Небесного – смерть нашла она на Светых Горах». Преклонил Даждьбогъ да колено своё, как безумный вскочив на коня, поскакал.
Он три года скакал, не оглядывался, повторял Златогорушки имячко. Светлый образ Даждьбогъ хранил в сердце своём и от горя умом чуть не двинулся.

«Песни птицы Гамаюн». 12-й клубок.

Алатырь-камень во садочке стоит, во зелёном садочке на яблоне Гамаюн спускалась, присаживалась, Веща птица готовилась песни пропеть.
Как садилась она стала песни петь, распускала свой хвост до сырой земли, и смотрела на красных молодцев, заводила рассказ о больших делах.
Как у камня того, камня белого, собирались-съезжались да сорок царей, собирались и сорок князей. А князья те – со князевичем, сорок Витязей славных, сорок мудрых Волхвов.
Собирались они, соезжалися, вкруг той птицы рядами рассаживались, стали птицу-певицу они пытать, о былом её стали расспрашивать: «Птица Вещая, птица Мудрая, много знаешь ты, много ведаешь. Ты скажи, Гамаюн, спой-поведай нам о Яриле, лихом оратаюшке, о Кащее Безсмертном о Виевиче и о зайце о сером да скачущем. И что сделала Буря Виевна с братцем названным да с Кащеюшкой».
Отвечала им птица великая, так рекла Гамаюн Многомудрая: «Вы сидите да слушайте, молодцы, ничего не сокрою, что ведаю».
Закатилося Красное Солнышко, закатилось за горы высокие, за леса закатилось дремучие, за моря закатилось плескучие. Собиралися тут тучи грозные, птицы по небу разлеталися, звери по лесу разбежалися, рыбы по морю разметалися.
И тогда родила Мать Сыра Земля Бога мощного и коварного - сына Вия — Кащея Безсмертного, сына грозного и лукавого.
В колеснице с драконами огненными полетел Кащей над Землёю. Он на птиц посмотрел — птицы смолкли в лесах, над травой пролетел — и засохла трава. На скотину взглянул — повалилась она, у деревьев прошёл — все засохли они.
Пролетел он над морем — и бурю поднял, пролетел над горами — и все повалил, он спустился да в полюшко чистое и увидел Кашей в поле пахаря.
Пашет пахарь во поле, понукивает, а соха у него вся поскрипывает, а по камешкам лемех почиркивает, песнь лихая над полем разносится. Пни и корни пахарь вывёртывает, а каменья в бороздочки сваливает. У него кобылка соловая — хвост до самой земли расстилается, грива вся колесом завивается, гужики у пахаря шёлковые, у него и сошка кленовая, лемеха на сошке булатные, и присошек у сошки серебряный, а рогачик — из красного золота.
У оратая кудри качаются, скатным жемчугом рассыпаются. У оратая — глаза сокола, брови — словно  черны соболя, у него и сапожки — зелен сафьян, шилом мяты, точёны, носы востры. Под пятой у него — воробей пролетит, у носка — хоть яйцо положи, прокати. У оратая — шляпа пуховая, а кафтан весь из чёрного бархата.
И сказал Кащей оратаю тогда:
«Родъ на помощь тебе, оратаюшко, да пахать и бороздки подметывать»!
Отвечает ему оратаюшко:
«Пусть нам всем Родъ Небесный поможет в труде! Ты скажи, мощный Бог, как тебя величать? Куда держишь ты путь в чистом полюшке»?
Отвечает Кащей таковые слова:
«Сын Земли я и Вия подземного, а зовут меня все по-разному: кто зовёт Кащеемъ Безсмертным меня, а иные Кащеемъ Трипетовичемъ. Еду я по велению Матери — брать с земель её дани да пошлины. Ай же ты, оратай-оратаюшко, ты езжай со мной во товарищах»!
И тогда оратай-оратаюшко гужи с сошки своей да повыстегнул и кобылку из сошечки вывернул. И оставил он сошку кленовую, и усаживался на кобылушку, стал Кащею он верным попутчиком.
И поехали они по раздолию, путь дорогою в чистом да в полюшке. Говорил оратай таковые слова:
«Ай же ты, Кащей грозный Виевичъ! Я оставил сошку в бороздочке — надо сошку с Сырой Земли выдернуть и земельку из лемеха вытряхнуть, бросить сошечку за ракитов куст. Не поможешь ли ты мне забывчивому, не покажешь ли мне свою силушку»?    
Наезжал тут Кащеюшка Виевичъ на ту сошечку в чистом да полюшке, взять хотел её да одной рукой — только сошка та не ворохнулась и с Сырой Земли не потронулась. Призадумался грозный Бог Кащей. Взял двумя руками он сошечку, но не смог из Земли её выдернуть.
Подъезжал тут к сохе оратаюшко. Брал он сошку своею одною рукой и бросал её за ракитов куст, только свистнул Кащей в изумлении.
И поехали они по раздолию, путь дорогою в чистом да в полюшке. Оратаюшко плёточкой машет — а кобылка под пахарем пляшет. Оратая кобылушка рысью идёт — вслед Кащей едва поспевает лихой. Подъезжал оратай ко зелёным лугам — травы все на лугах поднималися, подъезжал к садам — расцветали сады, птицы певчие песнь распевали свою.
Говорил тут Кащеюшка пахарю:
«Ай же ты, оратай-оратаюшко! Ты скажи, как тебя величает народ»?
Отвечал оратай-оратаюшко:
«Ай же ты, Кащеюшка Виевичъ! Как посею я рожь, соберу урожай. Рожь ту в скирды складу и домой сволоку, дома вымолочу, крепко выколочу, пива славного я наварю поскорей, созову я гостей на почестен пир. Гости станут ходить, будут есть и пить, я на стол буду пиво им ставить ещё — станут все Ярилушку славить.
«Здравствуй, - скажут, - сын Рода Небесного! За здоровье твоё, оратаюшко, ты, Ярило, кормилец, хозяин ты наш»!
Тут Кащей позавидовал пахарю и сказал ему таковы слова:
«Я хочу сеять рожь в чистом полюшке, собирать, потом молотить её, делать солод, варить пиво пенное. Нет нам места с тобой на Сырой Земле! Помоги мне скорей, Мать Сыра Земля, помоги мне, Вий, милый батюшка! Был Ярилою ты, оратаюшкой, - стань ты зверем лесным, зайцем сереньким»!
Обернулся Ярило да зайчиком, обернулся Кащеюшка волком лесным. Побежал он за серым за зайчиком, зубом щёлкает, слюнями капает. Заяц тот чрез холмы перескакивает, волк едва за ним поспевает бежать. Добежали до речки Смородины, до моста добежали калинового.
Заяц серый да прыгнул за реченьку, волк за ним побежал по мосточку вослед. А вдоль берега речки Смородины — кости свалены человеческие. Волны в реченьке той кипучие и бурлят, и клокочут, проклятые.
Волны вдруг в реке взволновалися, на дубах орлы раскричалися — выезжал тут навстречу Кащеюшке буйный Велесъ с Ягою да с Виевной.
- «Ай да полно тебе, брат Кащеюшка, в поле чистом преследовать зайчика! Уж мы съедемся в чистом да полюшке, друг у друга отведаем силушку, да кому Родъ Небесный поможет из нас, так поборемся-побратаемся»!
То не горушки в поле сходилися — то съезжалися Велесъ с Кащеюшкой. Они бились-дрались трое суточек — бились конными, бились пешими. У Кащея нога подвернулася, и упал вдруг на Землю Сырую Кащей.
Тут хватала Кащеюшку Буря Яга, заковала его в цепь железную, и тащила в пещеры глубокие, и к стене прибивала Безсмертного. Задвигала его да запорами, запирала его да замочками.
- «Ты хотел сеять рожь в чистом полюшке, собирать, потом молотить её, делать солод, варить пиво пенное – но то дело Ярилушки ярого! Позавидовал ты оратаюшке, превратил его в зайца да в серого. Ты хотел погубить оратаюшку, - вот за это теперь ты поплатишься! Не увидишь теперь света белого, брат ты мой, да и Солнышка красного»!
Обернула Ярилушку Виевна вновь из зайца да в Бога могучего.
- «Там, где был заяц серый — Ярило встань! Встань зелёный дуб — впереди меня, а Ярило встань позади меня»!
Всё по слову её сразу сделалось.

«Песни птицы Гамаюн». 13-й клубок.

Алатырь-камень во садочке стоит, во зелёном садочке на яблоне Гамаюн спускалась, присаживалась, Веща птица готовилась песни пропеть.
Как садилась она стала песни петь, распускала свой хвост до сырой земли, и смотрела на красных молодцев, заводила рассказ о больших делах.
Как у камня того, камня белого, собирались-съезжались да сорок царей, собирались и сорок князей. А князья те – со князевичем, сорок Витязей славных, сорок мудрых Волхвов.
Собирались они, соезжалися, вкруг той птицы рядами рассаживались, стали птицу-певицу они пытать, о былом её стали расспрашивать: «Птица Вещая, птица Мудрая, много знаешь ты, много ведаешь. Ты скажи, Гамаюн, спой-поведай нам как украл у Перуна Сварожича Велесъ стадо коров. Про Даждьбога скажи — победил как Тархъ буйна Велеса, как вернул всех коров своему он отцу и Кащея на волюшку выпустил».
Отвечала им птица великая, так рекла Гамаюн Многомудрая: «Вы сидите да слушайте, молодцы, ничего не сокрою, что ведаю».
Велесъ так говорил: «Я — сын тучи-коровы, значит, будут моими коровы Перуна! Не по праву достались ему все они, я один лишь коровами ведаю! Скотий Бог — не Перунъ, скотий Бог — не Даждьбогъ, заберу я к себе всех коровушек. То все слуги мои, слуги верные. Я коровушкам всем славно место припас»!
И тогда буйный Велесъ с Усоньшей Ягой ураганом Перуновы тучи угнали. Оскудела тогда Земля Матушка, стали рыскать по ней звери лютые, волки хищны, медведи дики стали красть у людей всю скотинушку. Вышли звери с людьми да на смертный на бой, а трусливые овцы попрятались.
За горою крутой и за быстрой рекой расшумелись леса да дремучие. В тех лесах да дремучих костры всё горят, и огни полыхают горючие. Вкруг огней тех горючих бедны люди стоят и Богам воспевают с надеждою:
- «Ты, Семарглъ-Огнебогъ, воспылай до Небес! Передай ты Сварогу Небесному, передай Громовержцу Перуну наш зов, передай и Даждьбогу Великому нашу славу и просьбу, Семарглъ-Огнебогъ, донеси до него ты послание.
Ты, Перунъ Громовержец, Даждьбога пошли в службу дальнюю, многотрудную! Ты вели возвратить ему тучи-стада, победить Бога Велеса буйного! Ты, Даждьбоже наш храбрый, скотину спаси, охрани её сам от похитчиков! Охрани от медведя ты лютого, сбереги и от волка ты хищного»!
Тут Перунъ Громовержец Даждьбогу сказал — и по небу вмиг гром прокатился, как вихрь: «Сын Даждьбогъ! Отправляйся скорее в дорогу ты, и отбей коров у похитчиков, отомсти коварному Велесу, отбери коров у безчестного»!
Запрягал Даждьбогъ своего коня и поехал в дорогу он дальнюю, от Рипейских гор — к царству тёмному возвернуть коров всех украденных.
Велесъ буйный Бог видел смутный сон, рассказал он Усоньше да Виевне: «Этой ночью, - сказал, - покрывали меня пеленою да чёрною, траурной и поили меня горьким зельем-вином, ой вином, с горем да перемешанным!
И скакали, и выли вокруг меня Карна с Желею, пламя да мыкая в роге огненном. Что же поделать-то мне, толковать как сон тот непознанный? Знать, идёт сюда светлый Бог Даждьбогъ, предстоит мне с ним битва да грозная»!
Тут сказала Велесу Виевна: «Мы обманем Даждьбога могучего, коль не можем его победить мы в бою, то лукавством его не помилуем. Напущу я голод на сына Перуна, на пути его встану я яблоней: коль дотронется он до яблочка, лопнет тут же, мало не покажется.
Коль пройдёт Даждьбогъ испытание, напущу на него тогда жажду я, а сама обернусь я колодцем лесным. Будет чашечка во колодце том — коль дотронется он до чашечки, упадёт в колодец бездонный вмиг.
Или ж сон напущу, обернуся кроватью: коль он ляжет в кровать, вмиг огнём весь сгорит! Не печалься ты, Велесъ мой славный, одолеем Даждьбога могучего»!
Под окошком Усоньши да Виевны пролетал воробушек маленький, он запомнил те речи все грозные — полетел к Даждьбогу могучему: «Коль, Даждьбогъ, тебе встретится яблонька, не срывай с неё ты ни яблочка! Коль колодец увидишь — не пей из него, коль увидишь кровать — не ложись ты в неё»!
Обернулася Буря да яблонькой, на дороженьке встала Даждьбожьей она. Проезжает Даждьбогъ — видит яблоню. Вынимал Даждьбогъ саблю острую и срубал саблей он славну яблоню — тотчас кровь из яблоньки брызнула.
Обернулась Усоньша колодцем лесным — изрубил на кусочки колодец Даждьбогъ, обернулась кроватью Усоньша — Даждьбогъ и кровать изрубил на кусочки тотчас. С честью вышел из всех испытаний Даждьбогъ.
Призадумались Велесъ с Усоньшею.
Доезжал Даждьбогъ до Кавказских до гор, подъезжал он к речке Смородине. Как у той ли у речки Смородины он увидел чудную избушечку на курящихся ножках вся вертится, вкруг избушечки — с черепами тын.
«Стань, избушечка, к лесу задом ты, а ко мне повернись скорей передом»!
Повернулась избушка, как сказано. Выходила сама Буря Виевна, вместе с Бурею шёл и могучий Велесъ. И сказал Даждьбогъ Тархъ Перуновичъ: «Вы отдайте мне стадо Небесных коров, ах вы гнусные похитители»!
Тут в избушку ударила молния и по небу гром как раскатится. Буйный Велесъ сел на коня верхом и сказал Даждьбогу могучему: «Уж мы съедемся в чистом полюшке, друг у друга попробуем силушку! Мы поборемся здесь, побратаемся — да кому Род Небесный поможет из нас»?
Объявили они битву грозную и погнал Даждьбогъ своего коня.
Скачет конь-огонь по земле сырой, камни с-под копыт выворачивает, из очей его искры да сыпятся, из ноздрей его дым всё валит столбом.
То не горушки в поле столкнулися — то столкнулись два Бога великих здесь. Ударялись булатными палицами, в руки брали копьё долгомерное, ударялись и саблями острыми. Палицы все у них посгибалися и по маковкам обломалися, раскололись, рассыпались надвое.
Как они боролись-браталися — содрогалася Мать Сыра Земля, расплескалось и морюшко синее, приклонилися все дубравушки. Над Землёй всколебался Небесный Свод, под Землёй шевельнулся и Юша-Змей. Тут сходили они со своих коней, стали биться они врукопашную.
Они бились-дрались трое суточек. Замычали коровы похищены. Подвернулась нога буйна Велеса, пал тут Велесъ — Даждьбогъ сел ему на грудь. И вскричал тогда буйный скотий Бог: «Помоги-ка мне, Буря Виевна, одолеть Даждьбога могучего, сохранить добычу коровию»!
Тут подскакивала Буря Виевна, и хватала Даждьбога за пяточки, и сбивала на Землю Сырую его, и за нос по земле проволакивала.
И поднялся тогда буйный Велесъ лихой, и садился Даждьбогу на белую грудь, он рогами за шею придерживал, и смеялся он, и осклабился.
Привязали тут Буря да с Велесомъ цепью к дубу Даждьбога могучего и пошли они отдыхать в избу, целовалися-миловалися.
Мало времечка миновалося-разгулялася непогодушка, туча грозная поднималася, море синее расходилося. Шла та туча грозная на горы, горы с тучи той порастрескались, раскатились на мелкие камушки, по оврагам, долинам попрятались.
Подходила к лесам — приклонились леса, разбежались в лесах звери лютые, совы серые страшно заухали, а ежи из кублей не высовывались. Становилась туча над морюшком — море синее расходилося, разметались в нём рыбы все быстрые, а русалки на дне схоронилися.
Из-под той из-под тучи непуганой, со громами гремучими, ливнями прилетел Орёл — Сизокрылый  Князь, стал летать Орёл, клекотать в Небесах: «Почему приковали Даждьбога-Отца? Почему его к дубу привязывали? Из-за Бури Яги — душегубицы, из-за Велеса — Бога коварного»!
Не взлюбилась та речь буйну Велесу, он выскакивал на широкий двор, лук тугой он снимал с своего плеча, направлял стрелу в птицу грозную.
А Даждьбогъ у сырого у дерева как глядел на стрелу — приговаривал: «Слушай, батюшка лук, ты, калёна стрела, ты не слушайся грозного Велеса, - не пади ты ни в воду, ни на гору, не пади в дуб сырой, ни в Сизого Орла — попади в грудь коварного Велеса, отомсти лихому похитчику»!
Не попала стрела да ни на гору, и ни в воду, в Орла и ни в дуб сырой: повернулася в грудь буйна Велеса, сбила с ног Велеса коварного.
И тогда Орёл Сизокрылый, вдруг, обернулся в Перуна могучего, и послал Перунъ громовую стрелу — и разбился сырой дуб да на щепочки, и спадали тогда цепи тяжкие вниз на землю с Даждьбога Перуновича.
Как поднялся Перунъ, отряхнулся Перунъ и сказал он так буйну Велесу:
- «Я тебя, грозный Велесъ, скотий Бог, скотий вор, уничтожу, убью, не помилую! Ты отплатишь за горьки страдания, причинил людям что похищением»!
- «Не убьёшь ты меня, - засмеялся тут Велесъ, - от тебя я сумею упрятаться: вот идёт человек — стану тенью его, ничего ты со мною не сделаешь»!
- «Я убью человека, его я прощу, но тебя я, злодей, не помилую»!
- «Тогда я — под коня! Не отыщешь меня!» - отвечал ему Велесъ с усмешкою.
- «И коня я забью, и тебя погублю, задушу я тебя, не помилую»!
- «Я запрячусь в дупло, там спокойно, тепло — ничего ты со мною не сделаешь»!
- «Я тот дуб расщеплю и тебя отыщу — погублю тебя, не помилую»!
И тогда буйный Велесъ под гору залез, в ту пещеру, где воды упрятаны. А Перунъ-Громовержецъ скалу расколол тяжким молотом, в камень ударивши — и поднялись великие воды тотчас, под скалою той Велесомъ скованы.
И Перуновы тучи на небо пошли, отпустила из хлева их Буря-Яга, разразились тут грозы великие, сердце радуя Громовержцево.
Стал тут добрый Даждьбогъ на коне разъезжать по бескрайнему царству по тёмному. Подъезжал он к пещерам ко змеевым. Видит, там притомилися пленники: сорок мудрых царей и царевичей, также сорок князей и князевичей, сорок мудрых Волхвов, сорок Витязей, а простого народа и сметы там нет.
Выводил тут Даждьбогъ пленных Велеса, окроплял их чело да живою водой, оживлял тени он человечески, что блуждали по царству подземному.
Много вывел князей и князевичей, выводил королей, королевичей, много вывел девиц, также малых детей, перед всеми темницы распахнуты!
«Выходите из царства из пекельна! Из пещер выходите вы Велеса! Выходите из нор да из змеевых! И идите за речку Смородину, и ступайте все по своим местам, по домам своим, к очагам родным! Вспоминайте Даждьбога вовеки вы! Без него вы бы вечно сидели в плену»!
Выходили из царства подземного заточённые Велесовы пленники, побежали за речку Смородину через мост чрез калиновый с криками.
А Даждьбогъ пошёл по пещерам гулять — и зашёл он в пещеру последнюю. Видит он: дверь запором задвинута, видит он: дверь замками закрытая.
И сорвал тут Даждьбогъ все запоры-замки, сшиб засовы рукою могучею и раскрыл он железные двери, и вошёл он в пещеру последнюю. И увидел под тёмными сводами в той пещере Кащея Безсмертного. На двенадцати он цепях там висел, а под ним там котёл на огне кипел. И сказал Кащей Тарху Перуновичу: «Дай, Даждьбогъ, мне воды хоть немножечко»!
Наливал Кащею Даждьбогъ воды. Выпил всё Кащей, запросил ещё. Наливал Даждьбогъ — выпил вновь Кащей. Просит в третий раз — дал опять Даждьбогъ.
И сказал тут Кащей Богу светлому, ухмыляясь, как будто на празднике: «Буду помнить вовек я услугу твою! За неё я тебе три вины все прощу»!
Разорвал затем цепи он тяжкие, полетел Кащей к Солнышку красному.

«Песни птицы Гамаюн». 14-й клубок.

Алатырь-камень во садочке стоит, во зелёном садочке на яблоне Гамаюн спускалась, присаживалась, Веща птица готовилась песни пропеть.
Как садилась она - стала песни петь, распускала свой хвост до сырой земли, и смотрела на красных молодцев, заводила рассказ о больших делах.
Как у камня того, камня белого, собирались-съезжались да сорок царей, собирались и сорок князей. А князья те – со князевичем, сорок Витязей славных, сорок мудрых Волхвов.
Собирались они, соезжалися, вкруг той птицы рядами рассаживались, стали птицу-певицу пытать о былом её стали расспрашивать: «Птица Вещая, птица Мудрая, много знаешь ты, много ведаешь; ты скажи, Гамаюн, спой-поведай нам, как женился Даждьбогъ на Маренушке.
Отвечала им птица великая, так рекла Гамаюн Многомудрая: «Вы сидите да слушайте, молодцы, ничего не сокрою, что ведаю».
Ко Рипейским горам в светлый Ирий да в сад как слеталися птицы певучие. Собирались они, солеталися, о Сыру Землю ударялися. Обернулися птицы в Небесных Богов, полетели они ко Рипейским горам: Огнебогъ-Семарглъ, и Стрибогъ-Ураган, Бог Перунъ-Громовержецъ да с Дивою, Ясный Хорс да с Зарёй-Зареницею, Волхъ сын Змея с прекрасною Лелею и Даждьбогъ сын Роси — Тархъ Перуновичъ, не забыли и Велеса с Усоньшою.
Их встречали Сварогъ вместе с Ладою, приводили в чертоги хрустальные, угощали там яствами разными, наполняли кувшины да сурицей. Как садилися гости за златы столы, да за камчаты скатерти чистые, все почтили Сварога Небесного и восславили Рода-Родителя.
После пира гулянье устроили по Небесному саду по Ирию. И гулял Даждьбогъ сын Перуновичъ, подходил к расписному он терему. А в тот терем высокий прохода и нет, ходит-ходит Даждьбогъ Тархъ Перуновичъ. Смотрит, ищет хоть малую дверь он в стене, по усам его сурица капает.
Тут услышал Даждьбогъ сын Перуновичъ: заиграли вдруг в тереме гусельки, зазвенела струна золочёная и забили тарелки серебряны. И заслушался Даждьбогъ, и задумался, и понравились Тарху те гусельки: «Это терем Марены Свароговны — видно, там идёт тоже гуляние»!
Стал он биться-стучаться в суровый засов — зашаталися стены у терема, распахнулися двери железные, загорелись глаза у Перуновича. Поднялся сын Перуна по лестницам и вошёл он в палату Маренушки.
У Марены идёт развесёлый да пир. У Марены все гости приезжие. Из далёкого царства из тёмного: в ряд сидят там Горыня с Дубынею и Усыня с Кащеем да Виевичемъ, сурью пьют, гречной кашей закусывают.
Поздоровался с ними Перуновичъ и садился за стол на скамеечку. «Что ж не ешь, Тархъ Даждьбогъ сын Перуновичъ»? - так спросила Марена Свароговна.
А Даждьбогъ Марене ответствовал: «Сыт, Марена, я — только что с пира иду: у отца Сварога Небесного, повелел тебе кланяться батюшка».
А сам думает: если поешь у неё — заворожит она иль отравит тотчас, ведь Марена — колдунья известная, лучше к яствам её не касаться вовек.
Продолжается пир и гуляние. Здесь Кащей стал к Маренушке свататься, и похвастал своими богатствами, похвалялся своим он безсмертием: «Всё, Марена, тебе здесь подвластные: Смерть-Марена к нам к каждому явится! Только я не боюсь - я Безсмертный Кащей! Мы с тобою, Марена, да сладимся. Вместе мы покорим поднебесную, станут Боги у нас на посылочках»!
Наконец, пришло время вечернее, стали гости прощаться с Мареною. Провожала Марена гостей дорогих, проводила Кащея Безсмертного. Всех спровадила, всем улыбнулась она, а Даждьбога вдруг стала удерживать: «Оставайся, Даждьбогъ сын Перуновичъ, до рассвета, до света до белого, поцелуемся мы, помилуемся, целу ночь в простынях покатаемся! Будет мужем моим пусть Безсмертный Кащей, ну а ты же, Даждьбогъ, - полюбовником»!
Как услышал слова те Перуновичъ, изменился в лице, с лавки чуть не упал. И ни слова не мог он ей вымолвить, только чарку в руке он сжимает сильней. Наконец, сильный дух вновь вернулся к нему, так ответил Марене Свароговне: «Ты прощай уж, Маренушка-душенька, я не буду тебе полюбовником. Хоть не друг мне Кащей, не желаю вовек я позорить своё имя славное»!
Отвернулся Даждьбогъ от Маренушки и ушёл он один на широкий на двор. Тут вскочила Марена Свароговна и взяла вдруг ножища-кинжалища. И стругала следочки Даждьбожии, и бросала их в печку муравлену. Как бросала их — приговаривала: «Вы пылайте, следочки Даждьбожии, вы горите во печке муравленной! И пылай же в Даждьбоге Перуновиче по Марене, душа его светлая! Чтоб не смог Даждьбогъ без меня прожить, чтоб не мог без меня он ни есть и ни спать!
Подымайтесь, дымочки, из печечки, подымайтесь и вы, ветры буйные! Соберите тоску претоскучую со всех вдов да с сирот, с малых детушек, соберите вы горе горючее, понесите вы их в сердце молодца — молодого Тарха Перуновича! Посеките булатною сабелькой — сердце Тархово молодецкое, поселите тоску претоскучую, всуньте горе да в кровь, в жилы, в печень его! Чтоб казалась ему я, Маренушка, милей матери, отца-батюшки, и роднее Рода Небесного и дружнее его всех товарищей!
Будьте крепче булата, слова мои! Ключ к словам моим в Небесах висит, а замок в морской глубине лежит, проглотила замок весела рыба-кит. Рыбу-кит не добыть и замок не открыть, ни за что колдовство не отречь моё! А кто рыбу добудет, замок отопрёт — того гром убьёт и спалит огонь»!
А Горыня, Дубыня с Усынею возвращались назад в царство тёмное. Растворилось вверху небо синее, покатились колёса злачёные. Золотые колёса как огненны, а на той колеснице Перунъ сам сидел. Златокудрой главою он встряхивал, в небо молнии посылаючи. И поглядывал вниз на Сыру Землю. Видит он: тут Горыня с Дубынею и Усыня идут по дороженьке, веселятся, как малые детушки.
«Где вы бьши?» - спросил удивленно Перунъ. И ответили братья-Змеевичи: «Были мы на пиру на Рипейских горах у Марены Свароговны в тереме. Пили-ели мы, веселилися, веселился там и твой сын Даждьбогъ. Он к Марене пойдёт в полюбовники, позабудет свою Златогорушку»!
Тут нахмурился сам Громовержец-Перунъ, покатил он к Даждьбогу к Рипейским горам: «Мне не нравится, сын, что ты ум потерял и что ходишь к Марене к красавице! Не прельстился ли ты красотою её? По-хорошему с ней сейчас сходишься — по-хорошему ли разойдёшься ты с ней? Не пеняй тогда ты на батюшку. Не пеняй на родимую матушку, а пеняй, Даждьбогъ, на себя самого»!
Огорчился Даждьбогъ и пошёл он к Роси. Рось спросила у Тарха Перуновича: «Что случилось, скажи, чадо милое»?
- «Я скажу тебе правду всю сущую. Изобидел меня мой Отец-Громовникъ, говорил, будто я у Марены сижу. Я всего и зашёл-то разочек, посидел у Марены часочек. Разве я, ты скажи, провинился пред ним, в чём моё будет здесь преступление»?
- «За тебя, сын, Перунъ беспокоился. Та Марена — колдунья ужасная! Не ходи к ней, Даждьбогъ, в светлый терем её, не прельщайся её разговорами! Не смотри на её чёрны волосы, не ласкай ты её груди белые! Околдует тебя Смерть-Маренушка, потеряешь, сын, буйную голову»!
Тут сказал Даждьбогъ слово резкое: «Ты по роду мне будешь как матушка, а по речи своей — будто мачеха! Лучше уж помолчи, неразумная»!
И направился в терем к Маренушке: «Проведу-ка я с ней ночку тёмную на её на кроваточке мягонькой, а наутро возьму да в замужество»!
Тут в Даждьбоге кровь вся разыгралася, и сердечко в груди растревожилось, и расправил он плечи широкие, шаг ускорил, стал песню насвистывать.
И пошёл Даждьбогъ сын Перуновичъ, подходил к высокому терему. А в тот терем Марены прохода и нет: «Что же делать, как быть, посоветуйте»!
Натянул сын Перуна свой лук тугой, в руки брал он тетивочку шёлкову и стрелял он стрелою калёною. Полетела стрела позлачёная, попадала в окошко косявчато — проломила его да на вылете и расшибла стекольчато зеркало, зазвенели в том тереме чашечки. Стал Тархъ биться-стучаться к Маренушке: зашаталися стены у терема, распахнулися двери железные. И вошёл сын Перуна к Маренушке.
У Марены опять пир-гуляние. У Марены — гость с царства подземного: сам Кащей Безсмертный сын Виевичъ, сурью пьёт и с Мареной милуется.
И сказал Даждьбогу Бессмертный Кащей: «Ты почто, Даждьбогъ, к нам в окошко стрелял? Проломил ты стекольчато зеркало»!
Обуяла Даждьбога досада тут — вынимал он зараз саблю острую, поднимал её над своей головой: «Я тебя, враг Кащей, на куски изрублю»!
Тут Марена со смехом говаривала: «Не пугайся, Кащей, мил сердечный дружок! Хочешь, я Даждьбога могучего туром сделаю на посмешище»? Тут брала Маренушка чашечку, а в той чашке — водица холодная, колдовала она да над чашечкой, выливала на Тарха Перуновича.
Вдруг не стало в светлице Перуновича, появился тур на посмешище. Как златые рога да у тура того, а копытца его все серебряны. В каждой шерсточке по жемчужине, а в хвосте виднеются капельки. Приказала тогда Смертъ-Маренушка отогнать его в чистое полюшко.
Трое суток бродил златорогий тур по высоким горам, по долинушкам. Пастухи увидали, дивилися: сообщили Роси они матушке. Рось тогда пастухам тем ответила: «То не тур златорогий вам кажется, ходит то мой сынок Тархъ Перуновичъ, лиходейкой Мареной обманутый».
Попросила Перуна-Громовника: «Ты скажи Марене Свароговне, чтоб вернула мне сына доверчива, обернула бы тура Даждьбогомъ опять».
И сказал Перунъ Громовержецъ слова, раскатился гром да в подоблачье: «Ай же ты, сестрица Маренушка! Ты зачем Даждьбога да высмеяла. Отпустила его в чисто полюшко? Даже змеи над ним потешаются! Пожалей ты его, неразумного, да верни ему прежне обличье его! А иначе пущу стрелой громовой — ничего от тебя не останется! Ты — сестрица моя ненаглядная, но за сына тебя не пожалую»!
Обернулась Марена сорокою, полетела она в чисто полюшко. Девять туров там ходят обычные, златорогий десятый понурился.
Тут садилась сорока на правый на рог златорогого тура печального, стала Туру-Дажьбогу выщёлкивать, клювом жёстким по темю поклевывать:
- «Ай же ты, Даждьбогъ — златорогий тур! Не наскучило ль тебе в чистом полюшке? По долам гулять, по горам плутать, по дубравам дремучим расхаживать? И не хочешь ли ты мужем стать моим? Вот тебе моя заповедь вечная: ты возьми Марену в замужество, я женой тебе буду любимою»!
- «Ай же ты, Марена Свароговна! Я согласен на заповедь вечную. Я возьму тебя с радостью в жёнушки, по горам плутать мне наскучило»!
И брала вновь Маренушка чашечку, наполняла её ключевою водой, и брала три щепоточки маленьких из печи, от золы, от Сырой да Земли. Посыпала щепоточки в чашечку, говорила над ней колдовские слова — очень странные, очень страшные.
И из чашечки тура обрызнула. И чихнул тур златой, словно ёжик лесной — обернулся он Тархомъ Перуновичемъ.
И пришли они вновь ко Рипейским горам ко Сварогу Небесному в кузницу. Им сковал Сварогъ по златому венцу, и сыграл Даждьбогъ Тархъ Перуновичъ со Мареною вскоре да свадебку.
Как слетались на свадьбу весёлую, со всего света белого пташечки. Ударялись о Землю о Матушку, обернулися птицы в Небесных Богов.
Собирались они, солеталися, поздравляли Даждьбога с Мареною. И сплела им Леля любови венок, подарила им Рось голубой свой платок, подарила Лада гребёночку: коль махнешь платком — будет озеро, а гребёночкой — встанет тёмный лес. Прилетали и Велесъ с Усоньшою. Подарил Велесъ златого барашечка, что копытцами бьёт злато-серебро.
Стали гости гулять, пить и есть да плясать. Веселились Дубыня с Горынею и Усыне на ус воблу вешали, и резвились как малые детушки.
И плясала на свадьбе той Жива — и кружилась она всем на диво: правой ручкой махнёт — встанет лес и река, левой ручкой — летят птицы под облаки.
И плясала на свадьбе Маренушка, и махала она рукавами вослед: правой ручкой махнёт — лёд на речке встаёт, левой ручкой махнёт — снег из тучи идёт.
Говорил сын Перуна Маренушке: «Замело, занесло все дороженьки, и нельзя пройти мне к Маренушке. Промету я дорожку — сам к милой пройду. Постелю постель я пуховую, обниму Маренушку милую, целу ночь буду с ней миловатися»!
Продолжается свадьба Небесная!

«Песни птицы Гамаюн». 15-й клубок.

Алатырь-камень во садочке стоит, во зелёном садочке на яблоне Гамаюн спускалась, присаживалась, Веща птица готовилась песни пропеть.
Как садилась она - стала песни петь, распускала свой хвост до Сырой Земли, и смотрела на красных молодцев, заводила рассказ о больших делах.
Как у камня того, камня белого, собирались-съезжались да сорок царей, собирались и сорок князей. А князья те – со князевичем, сорок Витязей славных, сорок мудрых Волхвов.
Собирались они, соезжалися, вкруг той птицы рядами рассаживались, стали птицу-певицу они пытать, о былом её стали расспрашивать: «Птица Вещая, птица Мудрая, много знаешь ты, много ведаешь; ты скажи, Гамаюн, спой-поведай нам, как Кащей у Даждьбога Марену украл. Как Даждьбогъ Марену отыскивал, и как Жива спасала Перуновича. Оживляла как Жива-Лебёдушка и ле­чила как раны кровавые».
Отвечала им птица великая, так рекла Гамаюн Многомудрая: «Вы сидите да слушайте, молодцы, ничего не сокрою, что ведаю».
Как узнал про свадьбу Безсмертный Кащей, запрягал колесницу он огненну, и собрал он несметную силушку, и надвинулся тьмою на Ирий на сад.
То не тёмная туча приблизилась — то надвинулась сила Кащеева, затопила вся мглой Землю-Матушку, море синее расплескалося.
Как в ту порушку в светлом Ирии никого из Богов не случилося: там один оставался могучий Даждьбогъ. Снаряжался он в чисто полюшко драться с тою несметною силою.
Бился с нею Даждьбогъ Тархъ Перуновичъ, и побил вмиг силу великую, а потом возвратился он в Ирий-сад.
Лёг он спать — и спит непробудным сном, над со­бою невзгоды не чувствует. Тут подъехал к высокому терему сам Кащей Безсмертный сын Виевичъ.
Стал Марену он подговаривать, соловьём перед нею выщёлкивал, говорил он Марене-кукушечке:  «По­летим, дорогая Маренушка, в золотое царство кащеево! Там совьём мы по славному гнездышку, и устелим его чёрным бархатом, и украсим его чистым золотом»!
Говорил Безсмертный Маренушке: «За тебя я, Маренушка, сватался, ты должна быть моею любимою. Ты пойди за Кащея Безсмертного! Моя матушка — Мать Сыра Земля, а мой батюш­ка Вий — подземельный князь, сын великого Змея он Чёрного, вот какая, смотри, родословная! А Даждьбогъ — русалочный прихвостень. Лишь со мною ты будешь царицею, а с Даждьбогомъ — лишь портомойницей, выбирай, что тебе лучше скажется»!
И Марена тут призадумалась: «Для чего же мне слыть портомойницей? Я — Марена, дочь Рода Небесно­го. Лучше буду с Кащеем царицею. Мне не нужен Даждьбогъ, горький пьяница! Да и в возрасте мне он племянничек»!
И пошла за Кащея Маренушка, целовались они, миловалися. А Даждьбогъ в поле спит непробуднейшим сном, над собою невзгоды не ведает, что была у него молодая жена, да пошла за Кащея Безсмертного.
Улетели Марена с Кащеюшкой — пробудился Даждь­богъ сын Перуновичъ. Тут вернулись в сад Боги извечные, стал их спрашивать удалой Даждьбогъ: «Вы скажите мне, где моя жёнушка? Куда скры­лась Марена-красавица»?
Отвечал Даждьбогу Великий Перунъ: «Слышал я от Сварога Небесного, что Маренушка мужа-то бросила, за Кащея по­шла, за Безсмертного».
Говорил тогда сильный Бог Даждьбогъ: «Надо ехать нам за угоною»!
Отвечал Перунъ: «Честь ли мне, хвала ль — за чужою женою да следовать? Ты езжай один за угоною. Ничего с них, Даждьбогъ, ты не спрашивай. Как застанешь ты их в чистом полюшке — отсеки у Кащея ты голову! А Марену ты сын, позабудь поскорей: ни к чему тебе эта кукушечка».
Поезжал Даждьбогъ за угоною. Как Марена Даждьбога увидела — наливала вина чару полную, заступала ему всю дороженьку.
Как увидел Марену могучий конь — тут же встал на дороге, как вкопанный. Стал коня стегать удалой Даждьбогъ, конь не слушает, не идёт вперёд.
- «Ах ты, волчья сыть, травяной мешок, ты чего подо мной встал, как вкопанный? Али ты разучился по полю ходить, али плёткой давно ты не потчевался»?
Тут сказала Марена Перуновичу: «Свет мой ясный, Даждьбоже могучий! Меня силой везёт царь Безсмертный Кащей! Выпей чару вина ты зелёного. Ой с великой тоски да с досадушки, ты залей горе горькое, славный мой Тархъ»!
Выпил чару Даждьбогъ — захотел ещё, наливал ещё — по другой «горит». Тут напился Даждьбогъ сразу допьяна и упал он на Землю на Матушку.
- «Велика власть да Хмеля могучего»! - рассмеялась Марена коварная.
И сказала Кащею:
- «Безсмертный Кащей, отсеки ты главу Тарху пьяному»!
Отвечал Безсмертный Маренушке: «Как Даждьбогъ меня из пещеры спас — я ему обещал три вины простить. Это будет прощение первое. Уговор заключили мы накрепко, нерушимо слово Кащеево»!
Тут Марена Даждьбога подхватывала и столкнула в колодец глубокий его — тот, что вёл в подземное цар­ство. И упал Даждьбогъ в царство тёмное.
Пробудился в провале Великий Бог, он вставал на ноженьки резвые и свистел молодецким он посвистом. Подбегал к провалу могучий конь. Опустился конь на колени свои и свой длинный хвост опустил в провал. Ухватился крепко Даждьбогъ за хвост, и на Землю Сырую поднялся он.
И вскочил он тогда на лихого коня, и поехал вновь по дороженьке. Вновь стоит на дороге Маренушка. Как увидел Марену могучий конь — тут же встал на дороге, как вкопанный. Стал коня стегать удалой Даждьбогъ, конь не слушает, не идет вперёд. Рассердился Даждьбогъ раздосадованный:
- «Ах ты, волчья сыть, травяной мешок, ты чего подо мной спотыкаешься? Али ты разучился по полю ходить, али плёткой давно ты не потчевался»?
Тут сказала Марена-красавица: «Дай коню отдохнуть, красный молодец. Слезь с коня, Даждьбогъ, и с уста­лости зелена вина выпей чарочку. Как день летний не может без Солнышка, так и я не могу без тебя, мой свет, не могу я есть, не могу и спать, ты залей вином горе горькое! Ой с великой тоски да с досадушки, ты залей горе горькое, славный мой Тархъ»!
Выпил чару Даждьбогъ — захотел ещё, наливал ещё — по другой «горит».
Тут напился Даждьбогъ сразу допьяна и упал он на Землю на Матушку.
- «Велика власть да Хмеля могучего»! - рассмеялась Маренушка грозная. И сказала Кащею: «Безсмертный Кащей, отсеки ты главу Тарху пьяному»!
Отвечал Безсмертный Маренушке: «Как Даждьбогъ меня из пещеры спас — я ему обещал три вины простить. Это будет второе прощение. Уговор заключили мы накрепко, нерушимо слою Кащеево»!
Тут Марена Даждьбога подхватывала и бросала его чрез своё плечо, как бросала его — приговаривала, пьяну голову по ушам секла:
- «Там, где был удалой добрый молодец — там горючий стань белый здесь камушек. Первый год пройдёт — ты лежи на Земле, и второй пройдёт — ты лежи на Земле, третий год пройдёт — ты сквозь Землю пройди, и низвергнись ты в царство подземное»!
Как тут конь Даждьбога несчастного побежал один ко Рипейским го­рам. Стал он бегать по саду по Ирию, и увидел коня Громовникъ Перунъ: «Не видать что-то сына родимого, не видать Даждьбога могучего. Знать случилось что-то неладное, знать, сестрица опять разгулялася»!
Тут Перунъ Громовержец коня оседлал и поехал по полю широкому. Переехал он лесушки тёмные, переехал поля Царачинские и доехал до камня горючего. Тут он камень горючий покатывал, а покатывал — приговаривал, теребил рукой правый чёрный ус:
- «Там, где был бел-горючий да камушек стань на месте том добрый молодец — молодой Даждьбогъ сын Перуновичъ! Стань ты, камень, такой, словно пёрышко»!
Тут Перунъ поднимал этот камушек, чрез плечо его перекиды­вал.
Там, где был бел-горючий да камушек — там вдруг стал удалой доб­рый молодец. И сказал Перуну Даждьбогъ пьяной: «Надо ехать нам за угоною»!
Отвечал Перунъ: «Честь ли мне, хвала ль — за чужою женою да следовать? Ты езжай один за угоною. Ничего с них, Даждьбогъ, ты не спрашивай. Как застанешь ты их в чистом полюшке — отсеки у Кащея ты голову! А Марену ты сын, позабудь скорей: ни к чему тебе эта кукушечка».
Тут вскочил Даждьбогъ на лихого коня и поехал по полю широкому. Не ковыль в чистом поле шатается — зашатался там добрый молодец, молодой Даждьбогъ сын Перуновичъ.
Доезжал он до речки Смородины, принагнулся он к быстрой ко реченьке, и вскричал Даждьбогъ громким голосом: «Кто тут есть на реке перевозчиком? Отвезите меня на ту сторону! Ой вы, Велесъ с Ягою Усоньшею! Накормите меня белым хлебушком, напоите вином меня допьяна»!
Отвечают Даждьбогу хозяева:
- «Что, Даждьбогъ, ходишь здесь, побираешься, аль забыл, как ходил ты на Велеса, как размахивал ты грозной палицей? Для тебя ничего не припасено! Ни к чему вина пить тебе с Сурицей — ты попей-ка воды из болотца»!
Говорил Даждьбогъ сын Перуновичъ: «Ну свезите меня на ту сторону! Проводите к горючему камушку, ко дворцу Кащея Безсмертного! Почему я ходил да на Велеса? Мне отец приказал: не ослушаться. Велеса я почитаю с Усоньшею, мы ведь дети родные Свароговы»!
Перевёз через речку Смородину Тарха сына Перуна Велесъ скотий Бог. На прощанье клубочек он вытащил и Даждьбогу радушно протягивал:
- «Ты, Даждьбогъ, за клубочком держи свой путь — приведёт сей клубочек к Безсмертному! Ну, а впредь на меня ты, дурак, не ходи: а не то дубиной попотчую»!
Поезжал Даждьбогъ за клубочком вослед и приехал он в царство Кащеево. Горы там в облака упираются и чертог там стоит между чёрных скал. То дворец Кащея Безсмертного: у дворца ворота железные, алой кровью они все повыкрашены и руками людскими подпёртые. А у стен дики звери вход сторожат, вкруг палат стоит с черепами тын. Увидала Даждьбога Маренушка и Кащею рекла с укоризною:
- «Не убил ты Даждьбога при случае — вот опять он к нам в гости пожаловал»!
Подходила она к Тарху близёшенько, поклонилась Даждьбогу «почтительно». Так сказала Марена Перуновичу: «Свет мой ясный, Даждьбоже могучий! Меня силой увёз царь Безсмертный Кащей! Выпей чару вина ты зелёного. Ой с великой тоски да с досадушки, ты залей горе горькое, славный мой Тархъ»!
Выпил чару Даждьбогъ — захотел ещё, наливал ещё — по другой «горит». Тут напился Даждьбогъ сразу допьяна и упал он на Землю на Матушку.
- «Велика власть да Хмеля могуче­го»! - рассмеялась Маренушка грозная. И сказала Кащею: «Безсмертный Кащей, отсеки ты главу Тарху пьяному»!
Отвечал Безсмертный Маренушке: «Как Даждьбогъ меня из пещеры спас — я ему обещал три вины простить. Это будет прощенье последнее. Уговор заключили мы накрепко, нерушимо слово Кащеево! Коль сойдёмся мы с ним ещё раз в бою, не уйдёт от меня удалой Даждьбогъ! Отсеку ему буйную голову, накажу твоего полюбовника»!
Тут сходила Маренушка в кузницу и сковала она пять железных гвоздей, поднимала Даждьбога за пазуху, приносила ко скалам Кавказским его.
И распяла Марена Перуновича, на скале его горемычного. Да забила в ногу железен ржав гвоздь, загнала его мощною палицей. В руки белые вбила она по гвоздю, а последний гвоздь обронила она. И ударила тяжким молотом Богу светлому в белое личико. Он облился да кровью горячею, ничего Тархъ не понял, был пьяненький.
Как была у Марены Свароговны Жива-Лебедь сестрица родимая. Говорила она да Сварогу-Отцу: «Дай прощенье мне, благословение полетать да по тихим по заводям, поиграть, погулять белой лебедью! Долететь мне до царства до тёмного, погостить у сестрицы Маренушки»!
Дал прощенье Сварогъ Живе-Лебеди. Полетела она ко Кавказским горам. Стала Лебедью белой погуливать, по горам она стала полётывать — и увидела Бога распятого, молодого Тарха Перуновича.
И сказала ему Лебедь белая: «Что, Даждьбогъ, протрезвел, смотрю? Али любишь ещё ты Маренушку, али сохнешь по ней, неприкаянный»?
- «Ой ты, милая Жива-Лебёдушка! Научило меня зелено вино: больше в рот не возьму окаянное, повишу-посижу тут, подумаю».
- «Молодой Даждьбогъ сын Перуновичъ! Коли так, то возьмешь ли в замужество? Я спасу от Смерти-Маренушки Тарха славного, Бога могучего»!
И сказал Даждьбогъ сын Перуновичъ: «Я возьму тебя замуж, Лебёдушка, Жива — дочь Сварога Небесного, не нужна мне больше Маренушка»!
И тогда Свароговна Лебедью полетела в Небесную Кузницу, доставала там клещи железные, отдирала клещами тяжёлыми от скалы Даждьбога могучего и расплавила гвозди все ржавые. Уносила Даждьбога Лебёдушка прочь из тёмного царства Кащеева ко Рипейским горам в светлый Ирий во сад. Оживляла Дажьбога живою водой и лечила раны кровавые, целовала в уста его сахарны.
И вернулся Даждьбогъ Тархъ Перуновичъ да к Богам, что так радостно встретили своего братца славного, храброго, - и устроил Сварогъ да почестей пир!

«Песни птицы Гамаюн». 16-й клубок.

Алатырь-камень во садочке стоит, во зелёном садочке на яблоне Гамаюн спускалась, присаживалась, Веща птица готовилась песни пропеть.
Как садилась она - стала песни петь, распускала свой хвост до сырой земли, и смотрела на красных молодцев, заводила рассказ о больших делах.
Как у камня того, камня белого, собирались-съезжались да сорок царей, собирались и сорок князей. А князья те – со князевичем, сорок Витязей славных, сорок мудрых Волхвов.
Собирались они, соезжалися, вкруг той птицы рядами рассаживались, стали птицу-певицу они пытать, о былом её стали расспрашивать: «Птица Вещая, птица Мудрая, много знаешь ты, много ведаешь; ты скажи, Гамаюн, спой-поведай нам да о смерти Кащея Безсмертного. Расскажи о Великом Потопе всем нам, как пошли-поползли силы грозные; как водою все дебри наполнились, разливались как реки широкие».
Отвечала им птица великая, так рекла Гамаюн Многомудрая: «Вы сидите да слушайте, молодцы, ничего не сокрою, что ведаю».
Говорила Даждьбогу Лебёдушка: «Не найти тебе смерти Кащеевой: он с Мареною-Смертью милуется. И в бою ему смерть не написана, ведь Кащей — он Безсмертный по имени»!
Ей Даждьбогъ сын Перуна ответил так: «Не могла завязать Макошь-Матушка, чтобы не было смерти Ка­щеевой! Всё рождённое — Смерть возымеет у нас»!
И спросил Даждьбогъ Макошь-Матушку: «Где ж находится смерть у Безсмертного? Помоги же ты мне, Макошь-Матушка, не губи ты Тарха Перуновича»!
Отвечала ему Макошь-Матушка: «Далеко смерть Кащеева спрятана, глубоко его смерть да схоронена, будет трудно тебе, Тархъ Перуновичъ. Далеко на Буяне на острове вырос дуб да до неба до самого, на том дубе сундук есть окованный, в сундуке заяц серенький прячется, в зайце спрятана утка пернатая, а в той утке — яичко куриное. В том яйце ты найдёшь смерть Кащееву. Только долог тот путь — не воротишься»!
И поехал Даждьбогъ к морю синему. Видит — в небе летит Ясный Сокол. То Семарглъ-Огонь — сын Сварожичевъ: «Я тебе помогу, добрый Бог Даждьбогъ»!
Видит: кружится в небе да сизый орёл — то Перунъ Громовержецъ, Даждьбога отец: «На меня ты надейся, могучий Даждьбогъ, не оставлю тебя, горемычного»!
Видит в поле Даждьбогъ волка серого — это Огненный Волхъ — Змея Индрика сын: «Не забудь обо мне, Тархъ Перуновичъ! Пригожусь я тебе, Богу славному»!
Вот подходит Даждьбогъ к морю синему: «Как бы мне переправиться к острову»? Всколебалося тут море синее и поднялся из моря Поддонный  Змей. Лёг тот Змей поперёк моря синего: «Ты ступай по мне, светлый Бог Даждьбогъ»!
И поехал по Змею Поддонному — доезжал до Буяна он острова. Видит он: как на острове дуб стоит, в небо кроною упирается. И висит высоко на ветвях сундук, тот сундук — со смертью Кащеевой.
- «Как бы мне достать тот сундук с ветвей»?
Прилетел Перунъ Громовержецъ-Отец и ударил стрелою громовою — сотряслась тогда поднебесная. Расщепился тот дуб в мелки щепочки, и упал сундук вниз с его ветвей. И сундук раскрылся окованный, из него быстрый заяц как выскочит.
- «Как бы мне да догнать зайца серого»?
Появился Волхъ сын Змеевичев, обернулся волком, вслед за зайцем бежал — и догнал, растерзал зайца серого.
Как из зайца порхнула вдруг уточка.
- «Как бы мне поймать серу уточку»?
Прилетел тут Рарогъ, сам Семарглъ-Огонь, и спалил Бог Семарглъ серу уточку.
И упало из серой из уточки золотое яйцо в море синее.
- «Как бы мне яичко то выловить»?
Поднимается с моря Поддонный вновь Змей.
Он принёс Даждьбогу Перуновичу то яичко со смертью Кащеевой. И поехал Даждьбогъ в царство тёмное. Подъезжает к палатам Кащеевым.
Увидала его Смерть-Маренушка, наливала питья густохмельного: «Свет мой ясный, Даждьбогъ сын Перуновичъ! Как день летний не может без солнышка, так и я не могу без тебя прожить, всё тоскую, сижу пред окошечком. Выпей чару вина ты зелёного, ой с великой да с горькой досадушки»!
Тут занёс Даждьбогъ руку правую, принимал он вина чару горькую. Налетела Лебёдушка Белая – Жива дочь Сварога Небесного, и толкнула она чару горькую — улетела чара далёконько.
Тут опомнился светлый Бог Даждьбогъ. Вынимал он скорей саблю острую, отрубал Маренушке голову.
Вот упал сокол, Бог Рарогъ да с Небес прямо вниз на Марену Свароговну. Он сжигал её тело паскудное, разгорался огонь обжигающий, разгорался на полсвета белого!
И сказал Даждьбогъ Тархъ Перуновичъ: «Боги, вы принимайте Маренушку! Принимайте Марену Свароговну»!
Вынимал тут Даждьбогъ золотое яйцо — и Кащею яичко показывал. Тут Кащей закричал Богу светлому: 
«Ты не трогай, Даждьбогъ, золотое яйцо! То яйцо появилось с рождения. У него ни отца нет, ни матери. Только Родъ тайну ведает страшную! Голова твоя неразумная»!
И промолвил Кащею великий Даждьбогъ: «В том яйце смерть твоя скропостижная»!
Говорил Кащей: «И моя, и твоя: для людей мы умрём, не покажемся»!
Тут разбил Тархъ Даждьбогъ золотое яйцо — и раздался глас Рода Небесного: «Из яйца да возникнет Великий Огонь! Наступает конец Свету Белому! Поднимаются Воды Великие! Пришло время Земли очищения! Расступись, Небеса, во все стороны, ну-ка, Боги, все Роду поклонимся»!
Озарил тут Семарглъ царство тёмное, опалил Огонь силы пекельны. И тогда побежали к Рипейским горам все из царства Семаргломъ спаленного.
Оставляя дорогу да выжжену, шёл Семарглъ-Огонь по Земле Сырой, рассыпался он во все стороны. Вслед летел Стрибогъ из-под облака. Раздувал Сгрибогъ пламя великое. Он ревел и выл, как могучий зверь.
И пошли, поползли ко Рипейским горам силы грозные, силы тёмные. Велесъ ринулся, Вий — подземельный сам князь, Змей — Поддонный Царь, Богатырь-Светогоръ, вслед за ними — Горыни и Виевичи, люди, звери на землю попадали.
Расступилась тогда Мать Сыра Земля, и поднялся из пекла сам Чёрный да Змей, полетел Чёрный Змей ко Рипейским горам, к самому саду Ирию светлому.
Мать Земля потрясалася от топота, помрачилося Солнышко Красное, вниз на Землю попадали звёздочки, раскололась Земля, развалилася.
Тут Сварогъ сам Небесный услышал вдруг, что приблизилась силушка тёмная , и созвал в Ирий-сад он безсмертных Богов.
Собиралися Боги безсмертные, они сели на троны в Рипейских горах, пировали они в светлом Ирии, а потом им сказал Бог Небесный Сварогъ: «Слыште слово моё, глас отеческий! То разлились не воды ведь вешние, силы навские к саду приблизились! Встаньте ж все на защиту да Ирия»!
Боги слово Сварожье послушали. Затрубили тут в роги да в турии: на защиту Ирия светлого, во защиту древа жизни спасения с золотыми волшебными яблоками.
Встали все славны Боги-Сварожичи. Вышел Бог Семарглъ в вихре пламени, выезжал в колеснице Громовникъ Перунъ, подлетел и Волхъ сын Змеевичев.
Сам Даждьбогъ на коне верхом выехал, выходила и Дива-Додолушка, собиралось Небесное Воинство, к битве грозной оно да готовилось.
Как сбиралися Боги все грозные — потрясалась Земля да от топота, из озёр всех вода расплескалася, у морей берега расходилися.
И сходилися в чистом да полюшке грудь на грудь очень грозные силушки. Они бились-боролись три ночи, три дня. Бил Сварогъ Змея Чёрного молотом. Бог Семарглъ сжигал Вия тёмного, а Сварожичъ Перунъ бился с Велесомъ, Волхъ сын Змея сражался с Поддонным царём, Дива билась с Ягою-Усоньшею.
Кто тут прав, кто неправ — уж неведомо, перепутались Воины Небесные, перепутались Воины подземные, брат на брата пошёл да с дубиною.
Заструилась тут кровь да горячая, пар пошёл вдруг струиться под облако, и разлились кровавые реченьки, и в Смородине крови прибавилось.
Велесъ буйный Бог Землю вдруг стал шатать, пробудился под ней мощный Юша-Змей. Мать Сыра Земля всколебалася, расплескалося море синее.
Крикнул Велесъ могучий — тогда Светогоръ повалил Небеса подпирающие столбы и смешал Землю Матушку с небом и тьмой. И поднялися Воды Великие!
Видя Воды Великие лютые, испугались все Боги могучие, побежали они в горы по ветру: побежали Горыни Змеевичи, побежал Велесъ Великий с Усоньшою, побежал и Вий — подземельный князь, сын великого Змея да Чёрного, побежали они, не оглядываясь.
Как они поднимались да на горы — превращалися в камни горючие, и водою дебри наполнились, разливалися реки широкие, поднималися звери к вершинам гор. Лютость в кротость тут превратилася, страхом сильным она укротилася. Волк с овцой на горе обнималися.
Люди в горы все поднималися, побежали туда звери лютые. Все холмы водою скрывалися, смерти род людской предавался тут.
Птицы в синее небо поднялися, из последних из сил в нём летаючи, а потом в воды падали шумные, все тонули, всех скрыла пучинушка!
Боги ж скрылись в ковчеге немеряном, взяв с собой каждый вид по единому: птиц, зверей, рыб, цветы и растения, не забыв прихватить и змеевичей.
Пращур-Родъ обернулся да щукою, потянул он ковчег силой сильною, он поплыл ко хребтам да Рипейским гор, он поплыл до сада до Ирия.
Тут ковчег притулился привязанный, и сходили все Боги и радовались. Так прошло три года Божественных — для людей три эпохи несказанных.
И тогда Сварогъ вместе с Ладою Свод Небесный на плечи закинули. А Даждьбогъ разогнал тучи тёмные и лицо тут Земли вновь открылося. Стали Землю они вновь обхаживать.
Над зелёной Землёй — сам Перунъ-Орёл, Дива-Лебедь да с Финистомъ Соколом, Алконостъ, Рарогъ да и буйный Велесъ.
Вознесли Боги славу да Пращуру — и сошли на Землю на Матушку. Там, где горы стояли — равнинушки, там где суша была — море синее.

«Песни птицы Гамаюн». 17-й клубок.

Алатырь-камень во садочке стоит, во зелёном садочке на яблоне Гамаюн спускалась, присаживалась, Веща птица готовилась песни пропеть.
Как садилась она - стала песни петь, распускала свой хвост до Сырой Земли, и смотрела на красных молодцев, заводила рассказ о больших делах.
Как у камня того, камня белого, собирались-съезжались да сорок царей, собирались и сорок князей. А князья те – со князевичем, сорок Витязей славных, сорок мудрых Волхвов.
Собирались они, соезжалися, вкруг той птицы рядами рассаживались, стали птицу-певицу пытать и расспрашивать: «Птица Вещая, птица Мудрая, много знаешь ты, много ведаешь. Ты скажи, Гамаюн, спой-поведай нам о рожденьи народа да Русского. И о Конахъ [1] Свароговыхъ Праведных и том, чем душа успокоится. Спой нам птица последнюю песню свою, а потом улетай, не оглядываясь»!
Отвечала им птица Великая, так рекла Гамаюн Многомудрая: «Вы сидите да слушайте, молодцы, ничего не сокрою, что ведаю».
Как сходили все Боги на Землю Сыру, первый свет они да размётывали. Оживили наш мир ясный Бог Даждьбогъ с легкокрылою Живою-Лебедью.
Насадили они леса тёмные, заселили моря они синие, в Небеса пустив стаи певчих птиц, а зверей — да в тёмные лесушки, а в моря — китов, а в болота — змей.
Утвердил Даждьбогъ в этом мире Правь, утвердил Даждьбогъ в этом мире Явь, да от Нави Явь Даждьбогъ отделил, стал над Явью и Навью господствовать.
Вот тогда Даждьбогъ с Живой-Лебедью золотые венцы сразу приняли и сыграни свадьбу весёлую, веселилася вся поднебесная.
И на свадьбу Даждьбога могучего собирались друзья все Сварожичи. И спросили они Живу-Лебёдушку:
- «Ты на чём же пришла, Жива милая»?
- «Я на жёрдочке, на бороздочке, на овсяном я колосочке, на пшеничном я пирожочке — прославляйте Живу Свароговну»!
Покружилась Жива-Лебёдушка: правой ручкой махнёт — встанет лес и река, левой ручкой махнёт — птицы под облака, все глядят и не могут нарадоваться.
На крутой на горе поднялся рослый дуб, а у дуба все корни булатные, его веточки все хрустальные, его жёлуди – позлачёные, ну а маковка — вся жемчужная. На ветвях его птицы всё песни поют.
Как под тем да под дубом младые сидят: Жива, Тархъ Даждьбогъ да беседуют:
- «Ах, да это садок весь зелёненький! Ах, да эти цветы все лазорёвые! Ах, что это за милый, за ласковый мой. Ах, что это за Жива за Лебедь моя»!
И пошли у Живы Свароговны с молодым Даждьбогомъ Перуновичемъ скоро дети: князь Кисекъ, отец Орей. А отец Орей породил сыновей — Кия, Щека, Хорива и Лыбедь-сестру.
Их поила Земунъ молоком своим, колыбель качал Бог ветров Стрибогъ, их Семарглъ согревал, Хорсъ им мир озарял.
А ещё были дети такие: Богумиръ и Славунь распрекрасная. Появились и внуки, и правнуки — то потомки Роси и Перуновы. Тот народ был велик и красив, словно Рось: племя славное, именем Русичи. Средь детей Богумира — Полева была, Древа, Скрева и прочие, прочие.
Во Саду Богов, в светлом Ирии, после трёх лет Потопа Великого, с Небес падали клещи да огненны — перед добрым Тархомъ Перуновичем.
Получил клещи те Свароговы Праотец Орей, внук Перуновичъ. Стал Орей железо выковывать. Научил ковать — Громовникъ Перунъ.
- «Вот мечи вам и стрелы могучие! - так сказал ему Громовержец-Перунъ. - Победим тем оружьем врагов всех Руси, вашей Родины, моей жёнушки»!
Восхищён был тогда Праотец Орей грозной силой кованья Перунова.
Из Cветого Сада, из Ирия, золотые предметы попадали: плуг с секирой и чаша глубокая.
Подходил к тем вещам князь великий Кий. Поднял Кий золотой с Небес павший плуг, стал он плугом землю распахивать.
Подходил к тем вещам князь премудрый Щекъ — поднял он ту чашу глубокую, наливал он в чашу ту сурицу, приносил так он жертвы Великим Богам.
Брал секиру тогда князь могучий Хоривъ — стал он воином грозным и праведным.
А из сада из Ирия светлого падал с свода Небесного камень велик. Падал он пред Даждьбогомъ Перуновичемъ, пред родными его сыновьями упал.
А доставил тот камень отрок с крылами, и была на Земле тьма великая. И не смог тот камень никто да познать.
Собиралися-соезжалися к тому камню цари и царевичи, были там короли-королевичи, собирались Волхвы многомудрые. Собиралися-соезжалися, вкруг него все рядами рассаживались, и Богов три недели там славили.
И распался затем славный камушек — а внутри его надпись да найдена.
Кто же высек её: Кий, великий ли князь или Щекъ, Волхв премудрый да посохом?
Высек те слова Пращур наш Сварогъ — он узнал их от Рода Небесного.
Рёк Небесный наш Бог: «Меня слушайте! Знайте, дети мои, слово Божие!
Вы о древних летах, люди, помните! О Великом Потопе, об Ирии! О паденье на Матушку Землю огня! Знайте, будут последние годы для вас: годы тяжкие и паскудные! Скоро будет конец света белого!
Будет день последний и Солнце во тьме! И орёл — украшенье Небесное, света вам да не даст в утешение! И сойдут на землю Сварожичи — ужаснётся весь род человеческий!
Сокрушенье придёт от Родителя! И ослабнет рука да у всякого, и смятутся и дети, и старицы, и изменит их лица лёд-пламень-огонь, потеряют они все терпение.
Возмутятся струи да морские тотчас, что гуляют по всей широте по Земной. И восстанет тут Дух да на Силушку — и Стрибогъ успокоит да морюшко. Велесъ двери тогда в Ирий-сад отворит, но лишь Праведник свет да обрящет его! И Сварогъ только Праведных пустит в тот сад и покажет им славную яблоню.
Дети Рода Небесного, родичи! Знайте Русичи, дети, вы Коны Мои! Поучение слов моих слушайте.
Вы потомки Сварога — Сварожичи! Вы, потомки Перуна, русалки Роси! Дети Роси, Русичи, слушайте!
Почитайте друг друга, сын — мать и отца, муж с женою живите в согласии. На едину жену должен муж посягать, лишь с женой должен он миловатися; ну а молодцы те, что милуются, Навьи чары себе да восприняли.
Избегайте вы Кривды и следуйте Правде, чтите род свой и Рода Небесного.
Почитайте три дня вы в Седьмице Светой — среду, пятницу и воскресение.
В среду Велесъ с Ягой совещалися, как им встретить Даждьбога Перуновича, когда он за коровами следовал, этот день для советов намеченный. Совещалися в среду с Мареной Кащей, как убить им Даждьбога Перуновича.
Сам Перунъ с Росью встретился в пятницу, и родился великий и славный Даждьбогъ.
Этот день — да для встреч установите вы и для важных для всех предсказаниев. В этот день пригвождён был Мареной Даждьбогъ и на скалы повешен Кавказские. Также в пятницу Макошью-Матушкой был предсказан Даждьбогу Великий Потоп.
Этот день для ПОСТа,[2] воздержания, почитайте его, как вам сказано. Потому подобает поститься отныне среду каждую и каждую пятницу. А теперь воскресение установлю, вы внимательно, люди, послушайте!
В воскресение Жива Даждьбога спасла, оживляла водой и сняла со скалы. И на крыльях своих лебединых взяла, унесла в Ирий-Сад ко Рипейским горам.
Если кто в воскресение трудится — то не будет ему прибавления ни в богатстве, ни в отдыхе, в торных делах, ни таланта не будет, ни жребия!
День седьмой человекам мной дан и скотам — на покой, отдых дан, на веселие; будет радостно вам — пойте песни Богам, всем Родимым Богам, всем Сварожичам!
Почитайте же, люди, Великий свой ПОСТЪ, от сожженья Марены Свароговны и до свадьбы да Живы-Лебёдушки, берегитесь во все дни от кривдушки! Сохраняйте от съедения чрево своё, сохраняйте руки  от сграбления, от хулы — уста, ум — от глупости, ну а чресла от прелюбодеяния!
Почитайте яйцо вы Кащеево, что разбил наш Даждьбогъ Тархъ Перуновичъ. По весне поминайте Кащеюшку, Буйна Велеса — как воды покажутся!
Коль не будете слушать вы Заповедь — я раскрою Своды Небесные, и спущу горящие каменья, и пролью я воду кипящую! Из Небесной кузни Свароговой вылью горе-железо расплавлено!
Оком солнечным реки, моря иссушу, и болота тогда возгорятся огнём, ручейки тогда все враз повысохнут!
Загорится тогда Земля Матушка — от восхода до самого запада, от полудня гореть будет до ночи. Загорятся и горы с раздольями, загорятся и лесушки тёмные!
И пролью тогда воду Небесную, и сошлю я на Землю Великий Потоп. Землю как скорлупку яичную, как девицу отрину, как вдовушку. Разольются да реки текучие, расшумится да морюшко синее, приклонюсь я к Сырой Земле Матушке — и не слышно да будет рыдания!
Почитайте страстную неделю вы — как скорбел Даждьбогъ от распятия до спасения Лебедью-Живою, так и вы поскорбите приниженно. И не пейте питья густохмельного, не скажите ни слова вы бранного!
От тех бранных слов Лада-Матушка на Рипейских горах затрепещет вся, запекутся уста Лады-Матушки. Коль не Ладушка — ваша заступница, я б давно погубил непослушных людей!
Вы ликуйте: «Спасён светлый Бог Даждьбогъ! К нам Весна идёт, Жива-Матушка»!
Коль не будете Заповедь слушать мою — сотворю я вам небо да медное, сотворю я вам Землю железную. И от медного неба росы не воздам, и плода от Земли не дарую вовек.
Поморю всех мором да голодом, все колодцы у вас да повысохнут, все запасы у вас оскудеют вовек, погублю людей и скотинушку, и не сможет ваш вол ярмо выносить, а овечья вся шерсть да скатается!
И не дам вам дождя, и не дам вам тепла! И не будет тогда на Земле ни травы, на деревьях не будет ни малой коры. Птиц не будет, летящих по воздуху, и зверей, тех, что по лесу рыскают. Опустеет тогда Мать Сыра Земля!
Почитайте Купальское времечко. Вспоминайте победу Перунову, как Перунъ победил Зверя Скипера, и как сёстрам своим волюшку он дал, как очистил он их в водах Ирия, почитайте Перуна-Громовника.
Почитайте вы, также, Перуновъ день. Как Перунъ в четверг к Диве сватался, как Перунъ морского царя победил и с Небес низверг буйна Велеса!
Ох, вы чада мои, чада Русичи! Если вы сей Конъ не возлюбите, коль не будете чтить эти праздники и поститься в ПОСТы вы не станете, напущу я на вас гром и молнию, глад и град, да и тьму непроглядную!
После жатвы всегда вспоминайте вы — об успении Златогорушки. Почитайте день Волха Змеевича, сына Индрика, Ясного Сокола. Почитайте день Макоши-Матушки, Пресветой и Великой да Матери!
Почитайте Даждьбога могучего!
Ох, вы чада мои, чада Русичи! Рождены вы Перуномъ и Росию! Кости ваши — от твёрдого камушка. От Сырой Земли да от Матушки — тело ваше и сила великая, кровь-руда да от Чёрмного морюшка,[3] а дыхание — от Стрибожьихъ ветров.
Ваши очи — от Солнышка Красного, мысли ваши — от облака лёгкого. Как по небу тучи проносятся, так и к вам плывут мысли славные.
Ваша первая мать — Лада-Матушка, Мать Небесная, Богородица, а вторая мать — Мать Сыра Земля. Третья мать — что дала вам название.
Если Лада вам Мать не покажется, ничего на Земле не появится, ни скота, и ни птиц, и ни дерева.
Человеку тогда на Земле ведь не жить!
Если Матушка Лада поможет вам, то Земля воздаст, и накормит сполна, тварь любая живою окажется: скот, и птица, и всякое дерево.
Ох, вы чада мои, чада Русичи! Если вы мой Конъ не возлюбите, и не будете праздновать праздники, и поститься в ПОСТы вы не станете, напущу я на вас градобитие, напущу и морозы я лютые, и Земли Сырой потрясения, и огонь палящ, и великий мор. Напущу свирепых зверей на вас и чудовищ из царства из пекельного!
И придут, вас сгрызут звери страшные, ой малым-мало не покажется!
А коль с кривдой случайно подружитесь — напущу я великие бедствия, и войною поднимется царь на царя, на отца сын восстанет на родного. И восстанет тогда против брата — брат, и сосед пойдёт на соседушку, и начнётся тут кровопролитие, перебьёте друг друга в мгновение.
Не весёлая будет годинушка, и поднимется птица Обидушка, вступит девой на Землю на Матушку, лебедиными крыльями всплещет она. Вы начнёте ковать криву кривдушку, и про малое молвить — большое оно, говорить: се - моё, то — моё же вовек, и погрязнете в гибельном омуте.
Я на вас напущу стаи чёрных да птиц, у которых все клювы железные, и начнут они очи выклёвать. Вы нигде да от птиц тех не скроетесь! Поспешите вы да на кладбище ко усопшим своим ко родителям, и попросите их, чтоб пустили к себе — вас не пустят к себе те усопшие!
Ох, вы чада мои, чада Русичи! Те, кто Коны мои сердцем выстрадает, кто восславит Рода Небесного, станет праведно Коны мои толковать, от того отойдут все несчастия, он — наследник Небесного Ирия! После смерти возьму его за руку, приведу в терем свой на почестей на пир!
Почитайте всех братьев Сварожичей, почитайте Богов всех помянутых! Возносите им жертву Семарглову! Роду веруйте вы, и трём ликам Его – Свентовиту, Сварогу, Перуну!
Тако бысть, тако еси, так будет, ныне, присно, от века до века».
Спела так Гамаюн, птица Вещая, в Небеса взлетела да в синие. И направилась к Ирию светлому, обернулася там Буйным Велесомъ.
А послание людям осталося, заповедано словом Родителя. Знают Русичи, чьей доброй милостью им извечные жизни дарованы!

--- Конец ---

 

Текст взят с сайта rodobogie.org

Top

Monterey Bay Area, California

About Us

Карта звездного неба

© 2009 - 2024 Oleg Voropayev